Анна Никитина - Берег Живых. Книга I

Кого-то из крестьян порасторопнее уже послали за старостой селения. Нэбвен ожидал также, что вскоре должен был появиться небольшой патруль стражи. Кто-то ведь охранял эти земли – конечно, больше для вида, ведь противостоять армии соседа не сумела бы вся Лебайя вместе взятая. Это понимал каждый – и здесь, и в пока ещё дружественной Таур-Дуат.

Ждать пришлось недолго. Вскоре подошёл староста – сухощавый мужчина в летах, простой и доброжелательный. На рэмейских солдат он смотрел с явной опаской и понимал, что явились они не погостить. После обмена приветствиями – многие здесь прекрасно владели рэмейским языком, по крайней мере, устно, ведь священная письменность оставалась уделом избранных – староста обратился к Ренэфу, чей высокий статус сразу бросался в глаза. Его доспех был не только добротным, но и украшен искусными гравировками, а на панцире перекрещивались защищающие крылья Богини – знак, который имели право носить только Эмхет. Но даже без доспеха царевича сложно было не выделить, с такой статью и гордостью он держался.

– Чем мы обязаны твоему прибытию, сиятельный господин? Неужто новая война с эльфами грядёт? Но все эти годы мы жили в мире, как мне казалось…

– Так и было до недавнего времени, – холодно прервал его царевич. – А потом наёмники из Лебайи по эльфийской указке совершили вероломное нападение на знатного рэмеи, охотившегося в песках на территории Таур-Дуат. Он погиб, и наш Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, весьма опечален этим обстоятельством.

Староста охнул и осел, но был вовремя подхвачен ближайшими к нему крепкими крестьянами. «Да, он прекрасно понимает последствия, – с грустью подумал Нэбвен. – Что говорить о маленьких, пусть и процветающих селениях, если война сокрушает целые города?..»

Среди местных прокатился тревожный шёпоток.

– Клянусь, господин, мы ничего об этом не знали!

– Кто-то на границах должен об этом знать, – жёстко возразил Ренэф. – Пошли гонцов к градоправителю. Сообщи, что прибыл сын Императора Таур-Дуат, да будет он вечно жив, здоров и благополучен.

Нэбвен одобрял решение Ренэфа призвать градоправител в свой лагерь. Не пристало рэмейскому царевичу приходить к людям как просителю, тем более что устами царевича сейчас говорил сам Император. Кроме того, имперским отрядам не стоило удаляться от границы, по крайней мере, до получения более точных сведений об обстановке в этой области Лебайи.

– Господин царевич… – испугано выдохнул староста и простёрся ниц перед Ренэфом.

Его примеру последовали и остальные крестьяне. Царевич поморщился и нетерпеливым жестом велел людям подняться. Он ценил почтение, льстившее его самолюбию, но до отвращения не любил, когда перед ним так откровенно унижались.

– Я и мои солдаты разобьём лагерь недалеко от твоей деревни, – сказал он и возвысил голос так, чтобы слышал каждый. – Я пробуду на вашей земле не больше месяца. За это время вы должны найти виновных. Те, кто укрывает убийц, будут наказаны по всей суровости и справедливости закона Таур-Дуат. Поспешите разнести эту весть – для вашего же блага.

Крестьяне продолжали испуганно перешёптываться. Даже когда подоспел небольшой патруль, это не вызвало у них видимого облегчения. Разве могли несколько стражников, способных разве что отпугивать зверьё да случайных воров, противостоять прекрасно обученным имперским воинам? Командир отряда отсалютовал Ренэфу, а потом староста отозвал его в сторону и о чём-то коротко переговорил – по всей видимости, о том, как лучше уведомить градоправителя о нежданных гостях и их требовании. Вернувшись к отряду, командир склонился в глубоком поклоне перед царевичем.

– Мы исполним твою волю, сиятельный господин, как можно скорее, – тихо заверил он.

– Надеюсь на то, – спокойно ответил Ренэф, но в его голосе, и без того не самом дружелюбном, зазвенели нотки скрытой угрозы.

Нэбвен одобрительно кивнул своим мыслям. Царевич справлялся достойно.

Гонцы были отправлены. Ренэф – нужно отдать ему должное – отдал приказ имперским воинам поменьше контактировать с местными и не вредить посевам и имуществу крестьян. Солдаты разбили шатры у реки, по другую сторону от глинобитных сельских хижин, аккуратно выбеленных, с выстеленными чистой соломой крышами.

К вечеру по приказу старосты люди поднесли царевичу и командирам угощения – сыр, свежее пиво и ароматный хлеб. Ренэф принял дары благосклонно, но к еде не притронулся – отдал всё воинам.

Нэбвен внимательно наблюдал за людьми. Что бы ни думал царевич, похоже, селяне действительно ничего не знали о трагедии. Едва ли эти простые люди могли так хорошо сыграть недоумение и страх. Скорее всего, заговор крылся где-то глубже в Лебайе. Ренэф принял мудрое решение не углубляться на эту территорию, а остаться ближе к границам, откуда, в случае чего, можно было позвать подмогу.

Военачальник молился всем Богам, чтобы их поход увенчался успехом.

Анирет старалась держаться с достоинством, несмотря на всё внутреннее волнение. Это была её первая самостоятельная миссия – прибыть куда-то и донести волю Владыки. Причём не просто куда-то, а в Обитель рода столь же древнего и прославленного, как и род Эмхет. О Таэху среди рэмеи ходили легенды. Сколько Знаний сберегали и приумножали они с самого времени Первых Договоров! Древнее величие Таур-Дуат зиждилось на них в не меньшей степени, чем на потомках божественного Ваэссира.

Царевне пока ещё не приходилось бывать в Обители. И тем более никогда она не думала, что прибудет сюда с такой целью. Таэху выбирали себе спутников жизни лишь по собственной воле либо по божественному указанию, выраженному устами их Верховного Жреца. Владыка не имел права приказывать им, и в этом была их удивительная привилегия даже перед высочайшими вельможами из самых древних родов. Таэху служили Владыке, как и все рэмеи, но волю Богини Аусетаар они получали почти настолько же напрямую, как Владыка – волю Ваэссира. Их Обитель была центром культа Владычицы Таинств, дочери Амна Великого Зодчего.

История династии Эмхет знавала тяжёлые времена. Если род угасал, Таэху вливали в него свою кровь, чтобы правящая династия поднималась с новой силой. Не могло быть в Империи союза сильнее и прекраснее, чем между представителями двух величайших рэмейских родов. И всё же Таэху покидали род неохотно, предпочитая вводить своих избранников к себе, а не наоборот. Это было связано в том числе и с верованиями рэмеи о перерождениях. Души рэмеи перерождались в других рэмеи, но душа Эмхет или Таэху всегда возвращалась в свой род. Никто не был уверен, переродится ли Таэху, ушедший в род Эмхет, среди своих или впредь будет связан с родом Ваэссира. Божественный Замысел можно было трактовать по-разному, но сами Таэху в основном предпочитали оставаться Таэху.