Игорь Соловьев - Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1

Как видишь, мой мальчик, все Сферы были, есть и будут до тех пор, пока стоит наш мир. А раз есть они, то будут и те, в ком эта сила наиболее велика, кто рожден с ней.

– А почему рождаются те, кто от природы несет в себе Тьму? Нас учили, что человек не может быть от природы злым, его можно только испортить неправильным воспитанием, социальными условиями…

– Подумай сам – если никто не был злым, то кто испортил людей вначале, чтобы они стали портить все последующие поколения? Впрочем, это все умственные упражнения. Скажу тебе так – я сам не раз видел людей, что рождаются с сильной печатью одной из темных сфер. Но, как и в любом другом случае, все зависит от их выбора.

– Я хотел спросить еще вот о чем. Почему в наших залах, во Дворце, у Порталов, стоят горгульи? Ведь нас учили, что это – темные твари?

– Так и есть, и это действительно связано с предыдущим вопросом. Тьма, возможно, была когда-то частью Света, и, возможно, часть ее об этом еще помнит. Конечно, в чистой Тьме нет и мельчайшего лучика Света, но ведь люди – и не стихии. У человека есть выбор, и нельзя думать, что родившись со склонностью к Жизни или Духу, или даже Свету, нельзя стать настоящим чудовищем. Увы, я не раз видел именно обратное.

– Можно я тогда спрошу еще кое-что?

– Конечно, Антуан, – улыбнулся Грандмейстер, и, как мне показалось, он уже знал, о чем будет мой вопрос.

– Я так и не понял, что не так с профессором Томашевским, но я, если можно сказать… ощутил это, как ощущают несоответствие в картине. Это место… оно волшебно, оно словно представляет собой частицу мира, который рисуется детям в сказке… и вы – простите, если это слишком дерзко – словно тоже часть этого мира. Я не могу описать его, только ощутить – такого, где есть что-то неизведанное, нежданное, превосходящее обыденность. Мне кажется, что профессору это-то и не нравится, поэтому он как будто… как будто он здесь не вполне свой.

– Мой мальчик, – вздохнул директор, – ты мудр не по годам, ты видишь больше, чем думаешь. Ты прав, профессора крайне раздражает мысль, что в мире может быть что-то не рациональное, не предсказуемое, не укладывающееся в идею. Я чувствую, что он и магию с трудом терпит – он не раз говорил, что она должна служить лишь в быту, что мир должен быть техническим, основываться на продуманной схеме и этике с человеком во главе. Я не берусь давать теперь оценки этому выбору, но ты прав. Мир куда больше, чем доступно увидеть глазу, чем это написано в книгах, даже тех, где много статистики, чем вообще вмещает наш разум, даже самый сильный. Есть те, кто пронес ощущение этого волшебства и тайны сквозь века – но всегда надо помнить, что эта тайна несет в себе и угрозу. Может, поэтому от нее и хотят избавиться гуманисты – но она была до нас, и не удивляюсь, если останется и после. И все же именно эта тайна дает начало остальному, делает возможным счастье и свободу. Конечно, неизвестность подвешивает нас в неопределенности, а люди этого не любят. Это слишком понятно и простительно, чтобы осуждать их. Пойми, мой мальчик – возраст не всегда совпадает с годами. Ты мудрее, чем был я в свои двадцать два, ты, возможно, старше профессора, поскольку в тебе есть мудрость принять эту опасную тайну мира, при этом не понимая ее, принять ее способность сказать что-то нам, а не только воспринимать наше к нему, миру, обращение. Я не верю, что эти два воззрения можно примирить, но ты, как и твои друзья, должны будете однажды сделать выбор – каким вы будете видеть мир, ведь многие вещи нельзя увидеть, не разрешив себе открыть глаза: есть скромные и тихие истины, из тех, что не обрушатся в твой дом, как цунами, а будут ускользать до последнего, как феи, тихие и забавные духи диких лесов.

– Так они…

Грандмейстер вновь тихо улыбнулся.

– Как и масса вещей, о которых ходят лишь легенды. Что ж, Антуан, тебе пора идти – я и так сказал очень многое, что, возможно, несколько рано слышать, но иногда мне что-то подсказывает, что лучше немного поторопиться, чем опоздать…

– Опоздать куда, сэр?

– Прости, мой мальчик, но этого я сказать пока не могу. Слишком многое нельзя понять, не испытав, слишком многое всегда трактуется неправильно, если воспринимается только из рассказа. Теперь ступай – обдумай все, что услышал.

…Я был почти у двери, когда Великий Маг вновь заговорил – задумчиво, как бы сам с собой:

– Знаешь, пожалуй, посох действительно подошел бы тебе больше, чем волшебная палочка. Впрочем, дело вкуса, – с этими словами он взял коробку цветного табака и сел на табуретку, а я – отворил дверь директорского кабинета и шагнул в кабину – чтобы вновь оказаться в центральном коридоре, среди студенческой толчеи и гомона.

Новогодний снег кружился перед окном, и Альбина невольно замерла, зачарованная великолепным зрелищем. Темно-синее небо, густое, словно смола, снежно-белая долина, и домики, святящиеся желтыми, красными, зелеными, синими и пурпурными мерцающими огоньками, огромная ель, украшенная игрушками, огнями, лентами и звездами, хороводы, парочки, прогуливающиеся за руки, укутанные в шубы, пальто, шапки, шарфы – сливающиеся в пока еще неспешный людской поток, поток счастья, веселья, беззаботности. Альбине вдруг резко, мучительно, до боли в животе захотелось одеться, выскочить на улицу, туда, где все ее друзья стоят возле новогоднего дерева, где Грандмейстер по неизменной с незапамятных времен традиции исполняет роль Новогоднего Деда – и, как ходят слухи, он спускается через трубу во многие дома Парижа, а иногда и других городов, и кладет подарки под дерево – тем детям, что верят в Деда и пишут ему. Впрочем, это, должно быть, вранье – он, конечно, Великий маг, но ему нужно или останавливать время, или создавать свои копии, чтобы оказываться в стольких местах сразу… хотя кто сказал, что по крайней мере последнее для него невозможно?

Но впереди было немало дел – надо проследить за работой голема-повара, наложить заклинания для уборки дома, украсить дом… Вот ведь странно – никто и не помнит, откуда пошла эта традиция, что собственно такое этот Новогодний Дед и почему ему сопутствует некая девушка в синем, которую в Университете традиционно воплощает Глория Ли, преподавательница ведьмовских искусств (как говорил папа, учит девушек быть стервами и эгоистками, да еще с использованием магии). Кляуница, несмотря на все его проклятия, заставляют играть роль Похитителя Нового Года – что ж, злодейский вид у него точно есть. Кей традиционно избирается на роль веселого гнома, подручного Новогоднего Деда – увы, с изображением веселья у него проблемы. Впрочем, несмотря на показное недовольство участников, все и всегда на памяти Альбины искренне веселились, и даже Кляуниц нет-нет да тайком, криво, но улыбался.