Игорь Соловьев - Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1

– И я был бы последним человеком в мире, кто бы на него положился, – вставил Кей. – Хм. Что с нашими? – продолжал Грандмейстер. – Дюваль держится неплохо, под Валлона копают одновременно Трэвис и Тревиньон, Корбина грозятся отправить в отставку, но у него неплохие шансы отбиться. Жибер… у него все более-менее в порядке. Альберт – в Стране Огня, и неизвестно, когда вернется. – Печально. Лучше всего как-нибудь вернуть его к нам. Итак, нам почти неизвестно доподлинно, кто состоит в его организации и откуда ждать удара. Все-таки, друзья мои, мы белые маги, а белым положено ходить первыми… Что у нас за мир такой, если только и бывает, что наоборот?

– Другой мир выдать забыли, – пробурчал Кей, – так каков план? – Вы, Стефан, тренируете своих питомцев, следите за их малейшими вопросами и проблемами, даете знать мне… и ждете, как всегда – чего угодно и в любой момент.

– Так точно, – саркастически хмыкнул Кей, но при этом слегка выпрямился, насколько позволяло мягкое кресло. – Что до вас, мой друг, то задача в целом та же, только объектов для наблюдения… куда больше, и они не столь мирны и благожелательны. Собеседник Великого мага не улыбнулся – его лицо вообще было трудно представить улыбающимся.

– Как мы отличим их собственную грызню от его шагов? – В данном случае я бы сказал: все что у нас есть – лишь интуиция и наблюдения. Докладывайте мне, на всякий случай, обо всем.

– Рассказ может затянуться. – А есть ли у нас выбор? Любая мелочь в нашем деле может оказаться критически важной. Что ж, друзья мои, нам пора. Третий из собеседников коротко раскланялся и телепортировался мгновенной бледно-синей вспышкой. – И все же я не пойму, Грандмейстер, – выпалил Кей, набравшись решимости. Старик обернулся, внимательно посмотрев на мага, словно заранее зная, о чем пойдет речь. – Мы шепчемся, как заговорщики, при том, что вы – Хранитель, власть не в руках темных магов, но мы прячемся от любых глаз и ушей, как нелегалы. Я до сих пор не понимаю, что мешает вам…

Грандмейстер мягко, но властно прервал его, подняв руку.

– Об этом мы с вами уже говорили, Стефан. Иногда самое очевидное решение оказывается самым ошибочным. Более того – это скорее правило, нежели исключение.

С этими словами Великий Маг телепортировался в сиренево-голубых искрах, и Кею не оставалось ничего, кроме как сделать то же, что и другим участникам тайной встречи.

Первым, что заметил Алекс, входя в Гранд-Холл для итогового испытания, была просторная круглая арена в центре. Три дня назад они выполнили свой индивидуальный выпускной проект – Алекс вытребовал у Кея полтора десятка гулей, пещерных костеглодов и людоящеров для своего испытания. В тот момент, когда они разом кинулись на него, Алекс ощутил, как замирает в ужасе сердце, как парализует мозг… А затем все пропало – и собственный страх, и скованные ужасом лица зрителей – остался лишь текущий момент, момент абсолютной жизни, ощущения, когда ты словно ускоряешься во много раз, когда время останавливается, когда все пространство вокруг – под твоим контролем. Твари наступали со всех сторон, и Алекс, набрав силу, сделал мощный кувырок назад – и приземлился у края арены, с сокрушающей силой обрушив молот о каменные плиты пола. Ударная волна, пройдя по всей арене, отбросила монстров прочь, сбив с ног тех, кто стоял ближе всего к нему, а тем, кто находился в непосредственной близости, и вовсе не поздоровилось: нескольких гулей подбросило в воздух и разорвало напополам. Не теряя ни мгновения, Алекс накопил энергию, выпустив ее направленным потоком в гулей и людоящеров, кинувшихся к нему с дальнего конца зала. Удар был так силен, что всех их впечатало в стену, оставив на ней бурые пятна давно свернувшейся крови и зеленые, ядовитые следы крови людоящеров. Алекс, не обращая внимания на поверженных монстров, перекинул массивный молот в левую руку, выбросив правую вперед указующим жестом, и с его пальцев, полыхнув и на лету увеличиваясь в размерах, слетел огненный шар. Еще одно скопление нежити, имевшей тупость нападать стаями, с воем исчезло в огне, усеивая пол гнилыми внутренностями и ошметками. Алекс вновь схватил молот обеими руками и поднял над головой, произнося заклинание Щита Арканы, усиленного мощью Земли. Вовремя – на него напали аж с трех сторон, но безрезультатно: щит лишь слегка дрогнул, а нападавшие с яростным шипением отскочили, присев. Алекс обрушил молот на башку костеглода, и тот не успел и зарычать, расплющенный могучим ударом. Резко развернувшись, он принял молотом прыгнувшего ему на спину гуля – тот отлетел и с тонким воплем ударился оземь. В его ногу вцепились чьи-то челюсти, но даже бритвенно-острые клыки не сумели прокусить зачарованный доспех. Молот опускается вниз – и от людоящера остается зеленая лужица слизи. К нему бегут еще враги, и Алекс вкладывает все силы в щит, чувствуя, как сминается тот под яростными атаками монстров…

…Всю силу их ярости, поглощенную щитом, Алекс сконцентрировал в молоте, чьи руны нестерпимо засверкали от переполнявшей их силы. Произнеся короткое слово заклинания, Алекс взвился вихрем, и молот, кружась, слово перышко, сокрушил своей невероятной мощью всех тварей, обступивших Алекса. Он кружил все быстрее и быстрее, двигаясь к центру арены, и, сосредоточив все силы, поднялся на несколько метров в воздух, и, взмахнув последний раз, направил всю бурлящую вокруг энергию вниз…

В себя он пришел только пару секунд спустя – когда погасла вспышка и улеглась пыль из растрескавшегося пола арены. Все твари, что еще держались до того на ногах, были уничтожены – кто просто лежал неподвижно, кого разорвало напополам, от некоторых, кто, очевидно, попал в эпицентр – осталось лишь какое-то месиво и куча костей.

Алекс поднялся, встав с колена, и, чувствуя, как дрожит все тело, поднял молот над головой.

Овация доносилась до него очень слабо, словно он был разделен с залом водяным барьером.

Наконец, прозвучал гонг, и испытание официально закончилось – Алекс снял шлем, и, стараясь не чувствовать подгибающихся ног, направился к выходу. Он не мог думать ни о чем, кроме ванны, еды и сна – и все это ждало его в ближайший час. …В тот день вся их команда показала себя с отличной стороны. Кей придумал для каждого задачу, наиболее отвечавшую его или ее роли, и все, подобно Алексу, справились на отлично, с изяществом и стилем.

Само собой, письменные и условно-практические (что есть практика по сравнению с боевой магией, в конце концов?) экзамены они сдали еще на прошлой неделе, и с большинством из них проблем также не было.

Однако завтра их ждало последнее испытание, по сравнению с которым все, сделанное ранее, было не труднее умножения в столбик. Профессор Кей. Им предстояло справиться с ним всем вместе, и тот ясно дал понять, что не собирается давать ни малейшей поблажки ради хорошей статистики успеваемости. Если им не удастся одолеть наставника, все предыдущие успехи станут просто ничем – и Ордена Алексу и остальным не видать. Последние недели три они почти не вели разговоров о чем-либо, кроме тактики, пробовали одну комбинацию за другой, изыскивали в учебниках все возможные заклинания, которые теоретически могли застать Кея врасплох. И все же так сильно Алекс не волновался никогда в жизни – вернее, почти никогда. Сильнее он волновался лишь перед вечерами у Томашевского. Нет, конечно, не из-за него самого, об этом и говорить глупо. Алекс не стал бы второй раз приходить, чтобы выслушивать эту кошмарную тягомотину, которой их пытался кормить зануда-профессор (как его вообще кто-то слушал?), если бы не Лорэйн. Не то чтобы Алекс влюбился с первого взгляда – он видел жену профессора и раньше, благо, она училась всего двумя курсами старше их. Когда стало известно о предстоящей свадьбе, Алекс поймал себя на возмущении: да как смеет какой-то унылый старикашка лезть в их, студентов, жизнь, считать себя вправе претендовать на (пусть лишь потенциально, но все же) их, его, девушек? Впрочем, тогда у Алекса формально была девушка, даже две, но обе – туповатые стервы, и ему с ними быстро наскучило. Собственно, о Лорэйн он тогда думал не больше, чем о других красивых девушках Университета – до тех пор, пока не увидел ее вблизи, на той самой клубной встрече. Вот тогда он действительно влюбился – без памяти, так что днями напролет думал только о ней, бесконечно любуясь на ее фотографии в тераномовском профиле, представляя себе, как они однажды будут вместе… Что ж, не в его характере было откладывать такие вещи в область отдаленных мечтаний. Отец всегда говорил: «Хочешь чего-то – встань, соберись и иди делать. Прямо сейчас. Сейчас – это единственный момент, когда что-то может быть «вовремя»». Алекс попробовал было подойти откровенно – пригласил на следующих же посиделках на танец, шепотом предложил «встретиться как друзьям» – и получил насмешливый отказ. Она смотрела на него, как на мальчишку! Да как она смела, при такой-то смехотворной разнице в возрасте! Можно подумать, если к тебе приставал старик, то ты сама от этого постарела лет на двадцать! От такого вызова Алекс отказаться не мог принципиально – тем более что более красивой, тонкой и умной девушки он никогда не встречал. Ладно, если уж невозможно взять крепость с боя, понадобится долгая осада. Впрочем, первая неудача охладила пыл и оставила ранку в самолюбии – злобного червячка, нашептывающего «ты не сможешь, у тебя нет шансов! Ты всего лишь богатенький мажор, папенькин сынок, силен только тем, что есть деньги да внешность…». От такого Алекс всегда приходил в бешенство. Впрочем, помог ему тот самый знаменитый диспут, когда профессор Беркли как следует опустил Томашевского в лужу и повозил лицом по столу. До самого диспута Алексу, честно говоря, дела не было: мало ли, что за философскую хренотень бормочут эти старые пердуны, – он был там только ради нее. И терпение было вознаграждено – Лорэйн, с которой Алекс не сводил глаз, если когда и смотрела на мужа, то определенно с таким лицом, в котором читалось что угодно, только не любовь и обожание. Скорее, недоумение, быть может, даже, презрение. Почему именно так – еще предстояло разобраться, понять и использовать, но тогда было важно другое: на него, Алекса, она смотрела все-таки не пренебрежительно и не насмешливо – скорее кокетливо. Значит, у него есть все шансы. Словом, Алекс наконец решился и с тех пор заседаний кружка у профессора не пропускал. Ему удавалось периодически сказать что-нибудь, что выгодно отличало его от Томашевского – например, когда тот начинал рассуждать о том, что с любым выродком типа можно договориться, Алекс припомнил случай, когда на него напали в темной подворотне возле клуба трое – и как он разобрался с ними совсем не переговорными методами. А начал бы разговаривать – лежал бы в тот вечер в больнице, а не в кровати первой красавицы класса. О красавице он, впрочем, умолчал. Лорэйн подавала правильные сигналы – поправляла волосы, когда он на нее смотрел, закидывала ногу на ногу, улыбалась – так, как улыбаются, когда недвусмысленно хотят продолжения – но вот подойти и заговорить наедине повода не давала. Повод, впрочем, нашелся случайно, как всегда и бывает. Этьен (а к нему Алекс, чувствуя вину за то, что его приколы довели до такого, что чуть не стало поздно, привязался и всячески старался покровительствовать), который интересовался понемногу всем – в том числе и литературой (скука смертная, если честно), попросил профессора показать им его коллекцию оригиналов известнейших писателей – обожаемого и вечно цитируемого Томашевским Луки Федотова, Томаса Ордингтона, потом еще кого-то – Алекс уже не помнил, – и вся компания, за исключением самой Лорэйн, двинулась в «священную» комнату, где хранились подлинники рукописей. Лорэйн нашла предлог в виде чая, который якобы хотела заварить – но Алекс знал, что она, как и он сам, этого Федотова терпеть не может. Он честно пробовал читать – такая скука, ничего не происходит, сплошные рассуждения ни о чем, сопли, нытье про мораль…