Анатолий Иванов - Вечный зов

Поликарп Матвеевич в молчании докурил папиросу, вспоминая недавние суматошные дни…

«Боюсь, что кошмар для тебя только начинается», — сказал тогда Субботин. И он начался, этот кошмар, по сравнению с которым расселение эвакуированных казалось теперь делом лёгким и пустяковым. Райком партии обязал все колхозы, все предприятия немедленно выявить имеющиеся стройматериалы, вплоть до последнего гвоздя, не говоря уже о кирпиче или цементе, и свезти в район для восстанавливаемого завода. Но собрали таким способом едва ли тысячную часть требуемого. А из обкома партии ежедневно звонили: как идут дела, когда представите график пуска предприятия?

— Какой график?! Не можем мы пока представить никакого графика! — прокричал однажды в трубку вконец измотанный Поликарп Матвеевич. Прокричал и потом подумал: «А, будь, что будет…» — Не можем, не пустим завод к ноябрю… Да, да, котлованы копаем, мобилизовано всё трудоспособное население райцентра. А фундаменты из чего класть? Дайте нам стройматериалы, тогда требуйте… Песок, щебень?.. Да, возим с берега Громотухи. А цемент, кирпич? Они на берегу не валяются… Что? Вы не можете дать из фондов области даже килограмма цемента? Так зачем же… кто же завод к нам направил?.. Совет по эвакуации? Туда звонить? Звонили… Говорят: обращайтесь в Наркомат среднего машиностроения. Звонили и туда — говорят: в область обращайтесь. А вы снова в Совет по эвакуации отправляете…

Собственно, график восстановления и пуска завода уже был. Его составил Хохлов. Но Кружилин, взглянув на график, на объёмы работ и сроки их выполнения, ужаснулся.

— Это ты, Иван Иванович, серьёзно?

— Как требуется по срокам, — ответил тот.

— Все ваши инженеры, парторги цехов… принимали участие в составлении графика?

— Не все… Секретарь партбюро завода Савчук знает.

— А ну-ка, давай их всех сегодня в райком…

Вечером в кабинете Кружилина было тесно. Поликарп Матвеевич оглядел хмурых незнакомых людей. Из всех он знал только Хохлова да Савчука — крупного человека с хрящеватым носом и крутым подбородком. С ним он познакомился на станции, когда прибыл первый эшелон с рабочими и оборудованием завода.

— Вот что, товарищи… — начал Поликарп Матвеевич. — Я — Кружилин, секретарь райкома партии. Это — Пётр Петрович Полипов, председатель райисполкома. Это — члены бюро райкома. В процессе работы мы друг с другом перезнакомимся поближе. А сейчас давайте о главном. Нам нужно представить в область график восстановления и пуска завода. График составлен, вы с ним знакомы. Запечатать его в конверт и отправить — легче лёгкого. Что скажете? Отправлять? Успеем мы к первому ноября пустить завод?

Люди молчали.

Встал Савчук, заговорил тугим, с хрипотцой голосом:

— Я не понимаю, зачем вы об этом у нас спрашиваете. Срок пуска завода обсуждению не подлежит. График составлен с учётом этого срока. Теперь требуется что? В неограниченном количестве стройматериалы плюс двадцать тысяч рабочих ежедневно, в две смены. А сколько работает? По семь тысяч в смену. А стройматериалов — ноль. Вот вы, товарищ Кружилин, и объясните нам, когда будут стройматериалы, достаточное количество рабочих… Далее — с жильём как? Приближается зима. Люди в палатках мёрзнут, есть больные. Обеспечение их питанием поставлено плохо. Уже проходит первая декада сентября, а дети наши ещё не учатся. Пойдут ли они нынче в школы?

Что мог объяснить Кружилин? Ничего. Сроки восстановления завода срывались с самого начала. Единственная районная больница переполнена. Школы не могли принять и половины детей, оказавшихся вдруг в Шантаре… Всё правильно. Но что он-то мог поделать? Он пытался что-то организовать, обеспечить, устроить. Все районные организации, все службы, которые были в Шантаре, сейчас только и занимались заводом. Одного лишь Полипова он освободил от хлопот по устройству беженцев, а потом — от заводских дел. «Твоя сейчас одна забота — уборочная, — сказал он ему. — Держи меня в курсе, потом я подключусь…» Да, все занимались заводом, но ничего не получалось. Значит, он оказался не на месте, мелькала не раз горькая мысль, оказался ни на что не способен. Другой бы что-то сделал, что-то обеспечил. Вот Савчук его отхлестал… Правильно отхлестал, не надо было собирать это глупое совещание. Не надо… А что — надо? Что?

Кружилин не помнил, как он отпустил людей, сидел, сжимая ладонями дёргающиеся виски. В кабинете никого, кроме Полипова, не было. Председатель райисполкома стоял у окна и смотрел, как за стёклами качаются ветки клёнов.

— Что же размышлять тут, Поликарп Матвеевич? График составлен, надо его отослать, — сказал он.

— Как? — поднял тяжёлую голову Кружилин. — Он же, этот график, потолочный.

— А они что там, не знают, что он потолочный?

— А потом — как отвечать? После первого ноября?

— Ну, потом… — усмехнулся Полипов. — Мало ли что потом может случиться… Во всяком случае, позже объясниться будет легче, чем сейчас…

— Легче? — нахмурился Кружилин.

— Конечно, — пожал тот широкими плечами. — Прошедшие трудности всегда легче объяснить, обрисовать во всём объёме… с полной объективностью. Сейчас никто тебя не поймёт, что завод к ноябрю нельзя пустить. Потом увидят, поймут, что нельзя было успеть. Да и…

— Что? — отрывисто бросил Поликарп Матвеевич.

— Да и особенно-то некогда будет вникать в прошлое… Новые задачи к тому времени стоять будут, ещё более сложные. Тут — психология, как говорится.

— Так… — усмехнулся Кружилин. — Психология? Умён ты, вижу. — Встал, тяжко ступая, пошёл из кабинета. — Только, Пётр Петрович, завод-то мы к ноябрю пустить должны.

— Ты же сам сегодня утром, разговаривая с обкомом, кричал в трубку, доказывал, что не успеть к этому сроку.

— Мало ли чего я кричал и доказывал.

— Но ведь его действительно нельзя… невозможно…

— Невозможно, а обязаны.

— Да как?

— Не знаю.

Не знал этого Кружилин и ещё несколько дней. Чтобы не отвечать на телефонные звонки из области, дни и ночи пропадал на стройке. Полипова за это время видел раза два или три. Тот ничего не говорил, не спрашивал, только сосредоточенно хмурился… «А ведь радуется…» — каждый раз думал Кружилин. И чувствовал, как рождается в нём неприязнь к этому человеку.

Измотанный, опустошённый, вконец обессиленный, он как-то ночью позвонил в Новосибирск, на квартиру Субботина.

— Здравствуй, Иван Михайлович, — сказал он и замолчал, не зная, что говорить. Секретарь обкома терпеливо ждал. — Ты извини, что я так поздно… Я и не по делу даже… Так вот просто.

— Ну, это ты, Поликарп, врёшь.

— Вру, — покорно согласился Кружилин. — Но звоню не официально, не как секретарю обкома. Можно? Понимаешь, больше не с кем так поговорить… По-простому, по-человечески…