Анатолий Иванов - Вечный зов

— В девятьсот десятом это было…

— Да, в десятом. Тридцать один год назад.

Агата глядела на братьев, что-то сжимало ей тихонько сердце, глаза пощипывало, электрическая лампочка расплывалась белым пятном, в голове ворошилась тревожная мысль: «А Фёдор? Счас и с Фёдором ведь Иван встретится…»

Ещё там, в Михайловке, отглаживая рубашку Ивану, Агата, наверное, в десятый раз проговорила:

— Мне-то, может, остаться, а, Вань? Чего мне там.

— Ничего, поедем…

И тогда она, глядя за окно, сказала, раздувая побелевшие ноздри:

— Ты ещё не знаешь меня. Я могу там Фёдору, если он что скажет про тебя… прямо глотку ему зубами перекусить.

— Да ты что? — испуганно наклонился к её лицу Иван.

Агата вздрогнула и пришла в себя.

— Ладно, поедем… сдержусь, может.

— Как вас по отчеству-то, Агата? — услышала она голос жены Антона. Елизавета Никандровна стояла рядом, чуть улыбалась.

— Да никак… просто Агата…

— Ну и хорошо. А меня просто Лиза… Очень хорошо, что мы наконец встретились. Идёмте! — Она настежь распахнула двустворчатые двери в комнату. — Там друзья Антона. Фёдор тоже должен подойти.

Услышав, что Фёдора нет пока, Агата почувствовала облегчение, смело шагнула за порог в просторную комнату.

Посредине комнаты стоял накрытый стол, у стены, на диване, сидели двое незнакомых ей людей, а третий, знакомый — секретарь райкома партии Кружилин — ходил по комнате и что-то рассказывал. При появлении их он замолчал, несколько мгновений глядел в упор на её Ивана, потом улыбнулся и протянул ему руку.

— Здравствуй, Иван Силантьевич, — сказал он просто.

Поздоровались и те двое, поднявшись с дивана. Длинный худой человек назвал себя Нечаевым, а круглый, невысокого роста толстячок — Иваном Ивановичем Хохловым. Оба, и Нечаев и Хохлов, с любопытством глядели на Ивана. «Знают, знают, что в тюрьме сидел! — кольнуло ей сердце. — Господи, ещё начнут расспрашивать, за что да как…» И она бессознательно качнулась к мужу, будто могла заслонить его от их вопросов.

Но ни Хохлов, ни Нечаев ничего не спросили.

— Что же, к столу, пожалуй, — сказал Антон, расставляя поудобнее стулья.

— Антон, Фёдора ещё нет с женой, — подала голос Елизавета Никандровна.

— Время военное, терять его нечего. Опоздавшим нальём штрафную, только и всего…

— Вижу — не шибко вроде мы желанные гости тут, — прогудел из кухни голос. Там, у порога, в расстёгнутом ватнике, держа в руках мерлушковую шапку, стоял, пошевеливая сросшимися бровями, Фёдор, за ним высокая женщина в тёмно-синем пальто. Из-за разговора и грохота отодвигаемых стульев никто не услышал, как они вошли с улицы.

Антон секунды две-три в упор смотрел через распахнутую дверь на среднего своего брата. Фёдор тоже глядел на Антона не мигая, чужим, выжидающим взглядом.

— Фёдор? — проговорил Антон вопросительно, будто ещё сомневался в этом, и шагнул в кухню.

Братья обнялись. Елизавета Никандровна кинулась раздевать Анну.

Через минуту Антон, подводя Фёдора к столу, говорил чуть возбуждённо, без упрёка:

— Что ж это ты, братец, так себя ведёшь? Я уж больше месяца как приехал, а ты и носа в Шантару не показываешь. Иван приезжал, хоть и не застал меня…

— Работа. Страда, — приглушённо ответил Фёдор. — Да и тебе, поди, не до меня.

Войдя в комнату, Фёдор крепко пожал руку Кружилину, запросто проговорил: «Здравствуй, Поликарп», потом Хохлову и Нечаеву. Этих он сперва тщательно обшаривал глазами из-под чёрных сросшихся бровей и уж потом протягивал широкую и крепкую, как дерево, ладонь.

— Ну и рука, знаете, у вас! — с улыбкой проговорил Нечаев. — Подкову, случайно, не разгибаете?

— Можем, — коротко ответил Фёдор, огляделся, словно поискал, нет ли кого в комнате, с кем надо ещё поздороваться. Хмурый взгляд его скользнул по Ивану, как по пустому месту. Антон заметил, как вспухли желваки на худых щеках Ивана, как дрогнули брови у Агаты, как Поликарп Кружилин, посасывая папиросу, задумчиво поглядывал на братьев по очереди. Только Нечаев с Хохловым ничего странного в поведении Фёдора не заметили, полагая, что Фёдор с Иваном виделись сегодня не один раз и здороваться здесь не обязательно.

Анна, войдя, тихо поздоровалась со всеми, никого в отдельности и не различая. Потом медленно повернула голову к Ивану. Стояла, глядела на него, сплетая и расплетая дрожащие пальцы.

— Здравствуй, Анна… — проговорила Агата. — Вот у меня Ваня, видишь, приехал…

— Это хорошо… Наконец-то! Здравствуй, Иван. — И Анна шагнула к нему, протянула сразу обе руки.

Антону показалось, что Фёдор сейчас ринется к жене, схватит её за шиворот, за волосы и отбросит от Ивана, — так мутно и нехорошо полыхнули спрятанные глубоко за бровями Фёдоровы глаза, — и поэтому он поспешно заговорил:

— Садитесь, садитесь же! Иван, ты сюда, рядышком со мной. И ты, Фёдор, рядышком. Поскольку ты старше Ивана, садись по правую мою руку…

— Действительно, попьянствуем, что ли! — воскликнул Хохлов, потёр руки, первым сел за стол и начал разливать в рюмки. — А то я уж забыл, как она и пахнет-то. По всем правилам — первый тост хозяину дома.

— Что ж, — поднял рюмку Антон, — выпить хочется, друзья, за многое. Прежде всего — за победу, за то, чтобы скорее выгнать с нашей земли фашистскую нечисть. Эх, друзья мои, вы всё-таки не представляете, что это за зверьё, фашисты! А я немного представляю, потому что маленько испытал на собственной шкуре, что оно такое… Ну, и за то, что мы, братья, собрались наконец все вместе. Не было бы счастья, как говорится, да несчастье помогло. Рад я, что мы все вместе. За всё это…

Все выпили. А Фёдор почему-то держал рюмку в руке, смотрел, как подрагивает холодная бесцветная жидкость.

— Оно, я думаю, недолго мы вместе-то будем, — сказал он.

Слова эти никому не показались странными: шла война, каждый мог завтра-послезавтра оказаться совсем в другом месте, далеко от Шантары. Но он, чуть помедлив, обвёл всех глазами, добавил:

— Да и не очень-то жалко…

— Фёдор! — невольно воскликнула Анна.

Фёдор вяло отмахнулся от жены и одним глотком выпил рюмку, точно выплеснул её содержимое куда-то за плечо.

За столом установилась тишина. Перестали даже звякать вилки и ножи. Напротив Антона сидел Кружилин, и Антон увидел, как он опять, чуть прищурившись, оглядывает Савельевых всех по очереди.

— Да что же вы? Закусывайте, пожалуйста, — приподнялась Елизавета Никандровна. — Антон, наливай-ка ещё по одной.

— Ну что ж, — произнёс Антон, берясь за бутылку. — Памятуя пословицу: пьяный проспится, а дурак — никогда…

— Нет, нет мне уж будет, — запротестовал Иван Иванович Хохлов. — Я питух известный.

Он действительно пошёл огнём от одной рюмки, беспрерывно вытирал мокрый лоб, часто моргал добрыми, моментально посоловевшими глазами.