Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

При патологической неспособности к выдумке и фантазии, я вынужден писать правду, одну только правду и ничего кроме правды; иными словами – лишь о том, что увидел, почувствовал, пережил лично и не более того.

Из-за такой вот ограниченности мне никак не угнаться за фэ́нтези-пи́сцами – не получается пропустить через себя всё, что угодно, и далеко не через всё удаётся пройти.

Роман состоит из длинного названия, краткого эпиграфа и продолжительного текста.

Не всякий согласиться принять на веру истинность повествования, или вообще принять – не отшатнуться от представленного тут – и скажут они: «нет! так не бывает! никогда!»; беспрекословно и незамедлительно, посоветую им отложить прочтение до той поры, когда правда без прикрас станет очевидной и для них; ну, а коли такая пора не наступит, искренне позавидую – есть же счастливчики!

Несмотря на повествование от первого лица, роман этот не обо мне, в нём отражены мы – поколение прошедшее самую великую и прекрасную эпоху с момента сотворения мира.

От неё сегодня рады б отмахнуться, наклеив пару ярлыков, крест-накрест, – «застой» и «перестройка»; но во всей мировой истории нет периода лучше – ведь именно в нём так молоды мы были.

Любое и всякое поколение, без исключений, неминуемо проходит через молодость – спору нет, однако не каждое удосуживается оставить эпистолярно-нерукотворный памятник в стиле оголтелого реализма (то есть, где балом правит правда, без оглядки на писанные и теневые законы).

Переходя от стиля к языку, следует отметить факт наличия в текст вкраплений ненормативной лексики.

Рачительным и трепетным страдальцам за стерильность «великого и могучего» некоторые из употреблённых в памятнике выражений могут показаться слишком вольными.

Однако, уродовать живые слова ханжескими многоточиями не хочу.

Глубоко уважая право стерилизаторов на чопорность и губки бантиком, могу лишь повторить сказанное в другом месте (http://maht.alwaysdata.net/#mat), мат – плоть от плоти живого языка.

Они, безусловно, правы, что мат – это бич, но без бича порой не обойтись и, стараясь делать жизнь не по лжи и писать о ней правду, нельзя обойти молчанием обороты естественной лексики.

Поэтому не рекомендую читать данный хулиганский роман детям до 18 лет, а также лицам, которые и до пенсии не выходят за пределы указанного возраста.

Письма не принято делить на части и на главы – письмо, оно и есть письмо.

Вместе с тем, лишить читателя всякого ориентира, оставить без карты и компаса посреди безбрежных сотен и сотен страниц во все стороны – вопиющая бесчеловечность; чувство сострадания к подобным себе гуманоидам вылилось в добавление оглавления.

Ну, разве я не человеколюб после этого?

Плюс к тому, интернет диктует собственные законы публикации – вынь да положь ему список страниц сайта!

(Первоначально роман был опубликован на личном сайте автора: (http://sumizdut.narod.ru/volume-5/index.html).

Благодарю всех, чьи имена упоминаются в романе, а также тех, кого тут нет (и таких куда больше, и их заслуга в том, что этот роман всё же написан, никак не меньше).

А, самое главное, благодарю вас, кто прочёл хотя бы и до сюда, до этой вот строки.

Любая книга – плод коллективного труда бригады из читателя и автора.

Благодарю за сотрудничество, с вами приятно было поработать.

Ну, а дальше уж решайте сами – стóит ли выплывать за буйки этого, типа, предисловия.

Кто его знает куда может течением занести.

За последствия не отвечаю, а кто не спрятался и гребёт дальше – я не виноват.

Варанда…

Набор звуков…

Да и сама она отсюда только слышится.

Журчит нестройным гулом, бугрится струями, упираясь в тупые лбы, или в макушки валунов и – плещет дальше: из века в век; постукивая – ни в такт, ни в лад – на перекатах галькой…

И давно это с ней?

Для тебя – всегда.

Народы пришли – народы ушли, как говорил своим верблюдам великий и мудрый Абу-Лала, а она всё течёт себе как и текла…

Горные реки не меняют русла, разве что только названия. Охотники каменного века её наверняка иначе звали. Всё течёт, всё изменяется, даже наименования…

А, с учётом текучести забредающих на её берега кадров, ещё вопрос кто круче изменяется.

И я у неё не первый тут, на берегу, и не последний…

Но что оно такое – этот я?

Такая же струя, лишь обезвожено расплющенная о данный миг.

Распят на джойсовой дыре, через которую будущее валом валит в прошлое.

Эстафетный трубопровод от сопливого несмышлёныша к бессильно гневливому старикашке, между которыми общего – всего лишь слово «я».

Ну, и, конечно, в промежутке – я, застигнутый текущим мигом на берегу Варанды.

O, water! We be of one blood – thou and me!..

Ну, и что это вот только что было? Выпендрёж начитанным багажом? Сильно умный, да?

Так сегодня английским лишь ленивый не осилит шпрехать.

Вот и не вымахуйся тут дежурными цитатами – они абсолютно пóфиг времени, застывшему вокруг этой палатки, а сумеркам по ту сторону нейлонотканной стенки ещё ползти и ползти до густой темени ночи.

Так что занялся бы, лучше, делом – всё равно ведь сна ни в одном глазу – возьми-ка да сложи письмо обещанное дочери. Обещал же…

И, пожалуйста, поменьше пустых растеканий мыслию по древу…

( … куда милозвучнее, чем Варанда, а?..

…лучше – заткнись и дело делай …)

Вот и пишу обещанное тебе при нашей встрече письмо.

Зачем? Объяснить – оправдаться?

Объяснить можно что угодно – переделать нельзя.

Но слово дадено, надо исполнять.

Как ни кололо меня твоё «выканье», как ни отхлёстывало величанье по отчеству, я всё терпел и понимал, что невозможно сразу назвать «папой» незнакомца, отысканного в недрах интернета, совсем не похожего на ухаря с фотографии в мамином альбоме.

Непонятный морщинистый мужик с бородой…

Разве о таком папе ты мечтала с самого детства?

Так что и наше прощальное объятие на вокзале стерпела (женщине под тридцать не слишком-то и сложно), но и – только.

Лёд трещины не дал, сады не расцвели и не наполнились весёлыми трелями дроздов, синиц и прочих птичиц под ликующие фанфары хэппи-энда.