Георгий Каюров - Счастья не бывает много

– Что, у тебя нет имени? – в свою очередь съязвил Константин.

– Почему нет имени? – казалось, девочка ещё шире раскрыла глазки.

– Ты не назвала его, – торжественно произнёс он.

– Ты же не спрашивал, – воскликнула она

– Ладно, – усмиряюще проговорил Константин. – Твоя взяла. Говори, как тебя зовут, и учи, как дыни укладывать.

– Лейла. А укладывать надо горкой.

Пришлось все дыни выгрузить и заново, под руководством Лейлы, уложить. Оказалось, нужно ещё добавлять. Через час на арбе образовалась красивая пирамида из дынь.

– Вот теперь дедушка Ниязи будет доволен, – пропела Лейла, отряхивая ладошки, как после пыльной работы.

– Если не рухнут по дороге, – спокойно заметил Константин.

Кружочки на лице Лейлы расширились до предельной величины:

– Почему они должны рухнуть?

День так и проходил. Константин грузил под лепетание Лейлы арбу дынями, арбузами и отвозил их на базар к спящему Ниязи. Лейлу Константин замечал уже издали. Девочка, в ожидании чужеземца, сидела на высоком дувале, свесив ноги и болтая ими. Едва завидев знакомую арбу, она пропадала с дувала, чтобы вынырнуть между тяжёлыми створками ворот. Её маленькая фигурка, в длинном, до пят, платье, сгорбившись, семенила между листьями кукурузы, пробираясь на дорогу, а выскочив, махала обеими руками. Константин отвечал занятной девочке. Затем усаживал её в арбу, и к баштану они добирались уже вдвоём.

В очередной раз, когда Константин привёз и выгрузил дыни, старик неожиданно резво встал и засобирался. Он встал так резво, будто и не спал весь день. Подобрал коврик, на котором сидел, коротко взглянул на своего работника и засеменил к выходу. Рабочий день закончился. Константин пристегнул орудие своего труда к столбу и поплёлся за стариком. Когда они повернули на знакомую улицу, ещё издали Константин стал выглядывать Лейлу на дувале, но она не появилась. Ниязи зашёл за кукурузу напротив ворот, из которых выныривала девочка, и пропал. Константин последовал за ним. Стараясь не отстать, едва не сбил старика, который в ожидании чужеземца стоял у самых ворот. Войдя во двор, Константин чуть не ахнул. После зноя, желтизны, глины и дыней здесь был настоящий оазис. Весь двор устлан сочной зелёной травой. Как будто и не было этого жутко палящего солнца. В центре двора искрилось водное зеркало бассейна. Три ухоженных карагача, обрезанные по форме зонтиков, сомкнули кроны, спрятав от солнца под своим пологом деревянный настил – дастархан. Сам дастархан походил на сколоченный из досок неправильной формы квадрат, примерно, три на три метра, лежащий на нескольких широких чурбанах. Поверх дастархана, по его форме, лежали ковёр и множество расшитых подушечек. Вдоль правой стены двора вытянулась одноэтажная мазанка, ровно по середине разделённая сквозным арочным проходом, на мужскую и женскую половины. Внутри прохода располагались двери – входы на каждую из половин. Из двери правой половины показался силуэт в чёрном и тут же скрылся. Сразу же внутри мазанки послышались женские и детские голоса.

От увиденного у Константина подкосились ноги. Сил не оказалось даже для эмоций. Он сел тут же у ворот, облокотившись на огромный каменный валун. Старик Ниязи, измерив чужака пристальным прищуром, закрыл ворота на деревянный засов и заковылял в дом. Константин проводил отрешённым взглядом чудаковатого старика, запустил руки в прохладную траву и закрыл глаза в блаженстве. Как мало надо человеку!

Ни о чём не думалось. Солнцепёк высушил все думки. Хотелось просто посидеть с закрытыми глазами. Но так уж устроен человек – всё равно думается. Сочная зелень, прохладная трава, бассейн с водой – всё это восстанавливало силы. В голове поплыли картинки воспоминаний. Они разогнали мысли, и, само собою, задумалось легко и ясно! Константин не спал, но сознание его улетело далеко на родину. На прекрасную Кубань! Как там сейчас?

Резкая боль в щиколотке правой ноги вернула Константина в действительность. Он очнулся и оторопело осмотрелся. Старик Ниязи сидел на корточках у его ног и двумя гаечными ключами затягивал гайки на металлическом хомуте. Константин рванул ногу, лязгнула цепь, но старик не сопротивлялся. Весь его вид говорил: работа сделана. Константин находился в замешательстве ещё некоторое время, переводя взгляд с ноги на спину удаляющегося старика, и пришёл в себя, когда спина Ниязи скрылась в тёмном проёме мазанки за дверью левой половины. Он только теперь рассмотрел камень, у которого сидел. Это был огромный валун, с вклиненным в него металлическим стержнем, с приваренной к концу примерно двадцатиметровой цепью, на которой и сидел теперь он. Константин в отчаянии попробовал цепь на прочность и откинулся на камень, закрыв глаза.

«Дурдом! Двадцатый век! Через несколько дней ракета летит в космос. А я на цепи сижу!»

Старик Ниязи расположился в тени карагачей. Он долго мостился, укладывая своё тело удобнее. Из мазанки выскочила женщина в чёрном платке и лёгкой накидке, прикрывающей лицо. Она помогла старику, подкладывая подушки со всех сторон, и так же быстро убежала, когда тот устроился. Ниязи вскорости задремал.

Через некоторое время из мазанки опять показалась эта же женщина. Константин запомнил её по одежде, обшитой жёлтым узором по краям. Она несла большое блюдо с высокой горкой дымящегося оранжево-жёлтого плова. Следом вышла ещё одна женщина, в очень длинном, отдающем синевой платье до самой земли. В её руках раскачивался большой фарфоровый чайник, она несла и несколько пиал с замысловатыми рисунками. Едва Константин успел разглядеть этих женщин, вышла ещё одна – в коричневом платье чуть ниже колен. Женщина в коричневом несла на перевес большой, плоский, широкий лаваш. Все женщины были наглухо повязаны платками цвета платьев и с прикрытыми лицами, так что видны были только глаза. Накидки свисали свободно. При лёгком ветерке можно было бы рассмотреть лица, но ветерка не было. Всё принесённое женщины расставили перед спящим стариком и тихо удалились. Как ни склоняли они головы долу, но всё-таки каждая повернулась в сторону чужеземца. «Во, даёт старикашка! – ухмыльнулся Константин. – Три жены! Везде советская власть, а у него гарем и… я на цепи». – Он глянул на цепь и скривился от досады.

Ниязи ещё некоторое время дремал. Когда же проснулся, то не спешил шевелиться. Всё осмотрел и, оставшись, видимо, доволен, приподнялся, сначала опершись на локоть и затем на вытянутую руку. Потом долго смотрел на чужеземца и махнул рукой, приглашая к столу. Константин нарочно отвернулся, следя краем глаза за стариком. Ниязи махнул ещё раз, но Константин притворился как будто не видит. Тогда тот громко кашлянул:

– Кхе!