Олег Свешников - ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ. Книга 1

Милая крестьянская родина!

Прощай, прощай! Как хороши были над твоими древними полями хлебные и медовые ветры.

I

У Мордвесского райкома партии уже толпился народ. Добровольцы пришли одни, без жен и любимых девушек. Все попрощались дома, наскоро. Зачем удлинять печаль и страдание, оглашать в тревоге притихшие долы и пашни излишним женским плачем? И плачем горевестниц!

Стояла святейшая тишина. Только в сквере, в святилище белоснежной сирени, где пили самогон, грустно-загадочно играла гармонь, и невольно, сладко и чувственно, тревожила душу, неумолимо и настойчиво напоминала о вечно-изумительной красоте жизни и, конечно, о смерти, и звала, звала за поля с гуляющим колосом, за луга, за ветры, где жило эхо, жило таинство. В самое сокровенное, в мир любви, но не битв.

Неведомое тревожило.

Смерть страшила.

По правде. Но правда жила в затаенности.

Все, кто пришел, были строги, суровы. Задумчиво курили, задумчиво слушали ночь и музыку. И было о чем мучить, тревожить сердце. Шла война. Вернутся ли?

Все окна двухэтажного здания райкома партии освещены багрово-мглистым светом ─ горели керосиновые лампы. Движок работал только до полночи. Окна не зашторены. Вражеские бомбардировщики еще не летали над Тулою, Веневом и Мордвесом. В круговороте дел, когда дорога каждая минута, райком партии нашел время поговорить о жизни с каждым добровольцем, кому суждено было влиться в Тульский коммунистический полк.

Очередь шла медленно.

Александр спокоен и радостен. Жил в замирении с собою и с миром. Но внезапно острая, необъяснимая тревога овладела им. Особых причин не было, и он терялся в догадках: откуда с таким повелительным упорством зреет и нарастает ощущение тревожности, бесприютности и одиночества? Чувство одиночества и чувство тоски еще можно объяснить. Он расстался с родными. И душа не может не страдать. Он и в самом деле теперь один. Один со всем миром. С матерью был вместе. И с братьями тоже. Это родственное единение давало ощущение близости, человеческого уюта на земле. Теперь получилось отсоединение. И, естественно, чувство тоски, бесприютности неизбежно.

И все же тревожность была!

Злая тревожность!

Откуда?

И понял, не все выходили из кабинета секретаря райкома партии, по величию, с радостью, что зачислены в Тульский коммунистический полк. Были и те, кто выходил мрачным, злым, прятал лицо от стыда, смотрел вокруг, как пьяный, неуклюже и нелепо раскачиваясь, не скрывая боли и печали. И зло, наотмашь взмахнув рукою, а то и со слезами, быстро, скорбно, тяжелыми шагами покидал приемную. Становилось ясно, не прошел. Жил без строгого закона в себе. Насобирал полный короб грехов. На исповеди грехи апостолы не отпустили.

Вот откуда шла тревожность! И очень злая тревожность. Не возьмут, точно убьет себя! Не переживет отказ, отречение от битвы, от Руси как ее праведник, жертвенник и заступник!

И как будет жить на деревне?

Каждый будет указывать пальцем, как на прокаженного!

Вот откуда шла немыслимо злая тревожность!

Секретарша Нина Акимовна, стареющая, но еще красивая женщина, ободряюще посмотрела на Башкина:

─ Проходите. Ваша очередь,– и открыла дверь.

Он вошел робко, слегка исподлобья, настороженно окинул взглядом членов бюро райкома. Они сидели за длинным столом, накрытым зеленою скатертью, кто курил, кто перебирал бумаги, кто с любопытством смотрел на юношу.

Первый секретарь Петр Васильевич Пенкин попросил представиться.

─ Башкин Александр Иванович, инспектор банка.

─ Возраст?

─ Восемнадцать лет.

─ На фронт идете добровольно?

─ Так точно!

─ С матерью советовались?

─ Благословила.

─ Знаете, что вас ожидает?

─ Я готов умереть за Родину, товарищ секретарь райкома партии, ─ подтянувшись, отозвался доброволец.

Петр Васильевич поиграл карандашом:

─Умереть за Родину, юноша, ума большого не надо. Сводки Информбюро несут тревожные вести. Русское воинство сдает город за городом, фашист подступает к Смоленску, к Вязьме! Родина ждет от вас остановить врага!

─ Остановим! ─ сжав кулаки, заверил Башкин. ─ Почему и прошусь на фронт!

─ Для фронта вы молоды, ─ не порадовал его секретарь райкома. ─ В армии не служили, искусство воина неведомо. Я вижу, вы умны, сильны духом, несете в себе честь и дисциплину, но одна храбрость вам не поможет.

Александр встрепенулся:

─ Я не был в армии, но готовил себя к защите Отечества! В Досаафе я научился метко стрелять из самозарядной винтовки Токарева, из пулемета Дегтярева. Тир в Мордвесе посещал постоянно. Далеко и метко бросаю гранаты. Имею значок «Ворошиловский стрелок». Им награждаются самые меткие и достойные. Участвовал в марш-броске. Показал завидную выносливость. Прошу зачислить в коммунистический полк, отправить на фронт. Клянусь защищать Отечеств до последней капли крови, не щадя жизни.

Пристально посмотрев на юношу, секретарь райкома с улыбкою вымолвил:

─ Я вижу, вы человек непоклонный! Вас не отговоришь. Что ж, как решат члены бюро! У товарищей есть вопросы?

Взял слово начальник районного отдела государственной безопасности капитан Николай Алексеевич Макаров, он без обвинительного нажима поинтересовался:

─ Среди ваших родственников был кто арестован как враг народа?

Башкин невольно вздрогнул.

─ Вы имеете в виду близких родственников? Отец мой Иван Васильевич Башкин был в Пряхине председателем колхоза. Выстраивая новую жизнь, тянул в четыре жилы, надорвался. Умер в декабре 1940 года. Мать Мария Михайловна знатная колхозница. Братья и сестры репрессированы не были.

Капитан госбезопасности прицельно посмотрел:

─ Яков Захарович Вдовин кем вам приходится?

─ Я плохо разбираюсь в родственной иерархии. Он был братом моего дедушки.

─ По матери?

─ По матери

─ Михаила Захаровича?

─ Совершенно справедливо.

─ То есть родственником?

─ Получается, родственником.

Капитан государственной безопасности утонченно-вежливо поинтересовался;

─ Его раскулачили?

На душе у Башкина стало горько и тоскливо, чекист-Пилат погнал на эшафот, на распятье.

─ Естественно, раскулачили, раз кулак! Добро, нажитое воровски, конфисковали. Сам Яков Вдовин был арестован, осужден по 58 статье. И сослан на Соловки.

─ В таком случае, почему вы скрыли от Советской власти, не указали в анкете, что ваш родственник Яков Захарович Вдовин был мироед и репрессирован? ─ пытливо посмотрел чекист.

─ В анкете сказано, назвать имя близкого родственника? А он какой мне родич?

Капитан госбезопасности со значением взглянул на секретаря райкома партии: