Елена Семёнова - Во имя Чести и России

После обеда он наведался к Стратонову во флигель, надеясь найти помощь у него.

– Я хотел спросить тебя, Юрий Александрович, – чуть запинаясь, начал он. – Долго ли ты предполагаешь прогостить в Клюквинке?

– Не беспокойся, надолго не стесню. Денек-другой и отправлюсь в путь. На Кавказ.

– Как, разве Государь прогневан и на тебя?

– Отнюдь. Это было мое желание.

– Как жаль… – огорчился Саша. – Я надеялся, что ты задержишься…

– Полно! Не думаю, что отсутствие моего общества для тебя потеря, – рассмеялся Юрий.

– Ты не понимаешь, – Саша опустился на подоконник и покачал головой. – Ты же знаешь Катю… Ты уедешь, она останется. И что здесь будет? Бедлам и только!

– Вот оно что, – Юрий вздохнул. – Ты боишься ее, что ли? Что ж, твоя сестра – дама с характером, не спорю. Я так понимаю, наш приезд помешал вам с Ольгой Фердинандовной?

Саша покраснел:

– О чем ты… Ольга Фердинандовна просто гостит у меня…

– Ну и напрасно, – сказал Стратонов, располагаясь на софе.

– Что напрасно? – не понял Саша.

– Напрасно ты так долго оставляешь ее в положении просто гостьи. Я, конечно, не большой знаток людей и не люблю давать советы в области… личной жизни, но послушай, что я тебе скажу. Ты опасаешься, что твоя сестра станет заводить здесь свои порядки, не считаясь с тобой, верно?

– Я понимаю, это стыдно… Но я никогда не мог противостоять ей!

– Значит, нужен человек, который сможет ей противостоять.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я имею ввиду, что дому нужна хозяйка. Другая хозяйка. Гостья не вправе распоряжаться, а хозяйка – обязана. Ольга Фердинандовна обладает, как мне кажется, ничуть не менее твердым характером, чем Катрин. С той только разницей, что она в отличие от нее имеет сердце. И будь хозяйкой этого дома она, ты мог бы забыть свои опасения.

Саша взволнованно заходил по комнате, ломая свои тонкие, длинные пальцы:

– Ты сейчас сам не знаешь, как мои чувства и мысли угадал… Но я никак не могу решиться! Я боюсь испортить ей жизнь, понимаешь ли? А счастье ведь я не смогу ей дать. Уж так подло я устроен, что ни сам не могу быть счастлив, ни другим это счастье подарить.

– Мне кажется, это должно решать Ольге Фердинандовне, – заметил Юрий. – Она не дитя. И она, пожалуй, любит тебя, если поехала с тобой в эту глушь, лишив себя общества и возможности составить выгодную партию.

– Я и сам так думаю, – согласился Саша, все более волнуясь. – Но, ей-Богу, язык прилипает к гортани! Боюсь говорить с нею об этом! Вот, если бы ты…

– Что? Объяснился вместо тебя? – усмехнулся Стратонов.

– Нет, просто поговорил с ней, осторожно разузнал ее мысли, чувства…

– Помилуй Бог! Прости великодушно, но такая разведка не по моей части! Ты знаешь, я дипломатии и галантерейного обращения не знаю, в светский беседах – образцовый сапог. Куда мне с барышней о таких предметах разговаривать! Нет уж, Александр Афанасьевич, уволь!

– Но я прошу тебя! – взмолился Саша. – Тут же вся судьба моя решается! И к тому Ольга Фердинандовна – душа прямая, чистая. Вы с ней непременно найдете общий язык! Мне бы лишь наверное знать, что она примет предложение мое. Ведь отказ – это значит конец всему! И лучше и вовсе не пытаться…

– Послушай, я ведь уезжаю со дня на день. Мне и знакомство свести порядком некогда с мадемуазель Реден.

– Послезавтра день рождения нашей соседки Дарьи Алексеевны Мурановой. Мы с Ольгой Фердинандовной приглашены, и я хотел бы, чтобы и ты поехал.

– Помилуй Бог, да ведь меня не приглашали!

– Это ничего! Тебе там будут очень рады! Это совершенно удивительный дом, поверь мне! – оживился Саша. – Отец Дарьи Алексеевны погиб при Малоярославце. Мать умерла еще раньше. Дарья Алексеевна осталась круглой сиротой, да еще с малюткой-сестрой на руках. Они вдвоем, да еще со старухой нянькой, пережили нашествие французов, разруху. А после Муранова так и не вышла замуж, сама стала вести хозяйство и растить сестру. Правда, такая жизнь, оказалась слишком тяжела для нее. Ее легкие теперь совсем плохи… О, это удивительная женщина! Ты непременно должен с ней познакомиться! Она ведь очень дорожит памятью об отце, и принимать в доме такого героя, как ты, для нее будет большой радостью.

– Что ж, – пожал плечами Юрий, – отдать дань уважения дочери павшего героя – мой долг. Но я не понимаю, какое отношение этот визит имеет к твоему делу.

– Может быть, после него ты сможешь поговорить с Ольгой Фердинандовной… Например, завести разговор о судьбе Дарье Алексеевны, а там вывернуть как-нибудь на нужное…

– Ну тебя, Александр Афанасьевич, ей-Богу, с твоими вывертами! – рассердился Стратонов. – Если хочешь выворачиваться, изволь сам – я к такой эквилибристике природой не сподоблен. А если уж желаешь, чтобы я твоим сватом выступил, так я попросту говорить буду, как умею.

– Хорошо, пусть так, – согласился Саша. – Ты попробуй хотя бы… Если случай представится, если получится… От этого вся моя жизнь зависит, понимаешь ли? А я тебе по гроб жизни благодарен буду…

Юрий нетерпеливо махнул рукой:

– Довольно! Послезавтра я поеду с вами на именины. Если оказия случится, справлюсь у твоей зазнобы о твоих перспективах. А на другой день уеду, как собирался, и не неволь. Сам знаешь, какие у нас с твоей сестрою отношения.

– Да-да, конечно, я все понимаю, – закивал Саша. – Спасибо тебе! Прости за неудобство… – пятясь, он покинул флигель, оставив зятя отдыхать с дороги. Сердце учащенно билось от волнения. Еще каких-то два дня – и, быть может, судьба решится! И в какую же из сторон? С ума сойти можно, ожидая! Два дня… Какие мучительные и долгие два дня! И как пережить их?..

Юрий был зол на себя за то, что позволил шурину уговорить себя исполнить столь чуждую роль. Своей собственной жизни устроить порядком не сумел, а тут – на тебе! Изволь чужое счастье (или же несчастье) устраивать! Скорее бы уж вырваться из всего этого круга пустых обязательств и ложных отношений! На войне все будет проще, понятнее и честнее.

В назначенный день он вместе с Сашей, Ольгой и Любой отправился в имение Мурановых, расположенное в нескольких верстах от Клюквинки. Стратонов сразу определил, что владения Дарьи Алексеевны находятся явно в большем порядке, чем хозяйство его зятя. Видимо, молодая барыня знала толк в ведении дел. Саша говорил, что управляющего она не держит по недоверию к этому роду людей. Крестьяне Мурановой жили в домах крепких и ладных, нигде не чувствовалось той пронзительной, удручающей нищеты, какую Юрий то и дело примечал в Клюквинке.

Стратонов быстро понял, что из его шурина хозяин никакой. Его крестьяне были разуты и голодны, а он точно не видел этого, увлеченно разрабатывая всевозможные проекты: то школы для сельских ребятишек, то музыкального театра с хором, для которого сам бы он писал музыку, то какой-то невиданной в этих краях фабрики… Юрий поленился вникать в суть этих проектов, хотя Саша два дня напролет с упоением рассказывал о них, но понял, что все они ничто иное, как воздушные замки. А между тем, Клюквинке необходим был хозяин. Или же толковый управляющий.