Лилия Селяева - Жизнь

Это была грузная женщина, лет сорока пяти, с убранными в пучок волосами и узкими глазами, смотревшими сквозь стекла круглых очков. Она восседала за столом, когда я вошла.

– Добрый день Ольга Юрьевна, можно? – любезно спросила я.

Она взглянула на меня, слегка спустив очки на нос, и ответила:

– Заходите, по какому вопросу?

– Ольга Юрьевна…я на счет распределения мест в интернатуру. Есть вероятность, что место предоставят? Или лучше уже самой подыскивать?

– Еще диплом не получила, а уже место захотела…– язвительно ответила она.

– Извините за беспокойство…– сказала я и направилась к двери.

– Стой. Как фамилия?

– Савинская.

– Вот что, Савинская. Возьми деньги…возьми, возьми…– протянув мне руку, говорила она – сходи в буфет и купи мне что-нибудь перекусить, а потом поговорим.

Я взяла деньги и вышла из кабинета. Мне стало до жути противно, хотелось швырнуть ей в лицо эти жалкие бумажки, но о какой гордости здесь могла идти речь. Все начинают с низов – главный аргумент, который можно было дать.

Сходив в буфет, я опять поднялась на третий этаж в кабинет декана. Секретаря все не было.

– Можно войти? – опять спросила я.

– Заходи…купила?

– Пожалуйста – ответила я и отдала ей пару пирожков в пакете.

Я стояла возле стола и смотрела, как она достает пирожок и с жадностью откусывает огромный кусок.

– Я тут взглянула – стала говорить она, причмокивая – конечно, мест мало…Большинство распределены для самых активных наших студентов, но есть одно место, куда могу тебя порекомендовать. Ты же у нас по специальности психиатрия? Я правильно понимаю?

«Знала я ваших активных студентов – думала я – выписку из приказа ректора для направления в интернатуру на вакантное место получают активные благотворители по улучшению условий обучения в вузе».

– Да, психиатрия, все точно – ответила я.

– Есть тут одна деревенька в Карелии – начала она – так при въезде туда находится психиатрическая лечебница. В деревне найдешь жилье, думаю, это не проблема…интернатура, потом ординатура, а потом и молодой специалист. В деревнях врачей мало, потом государство квартирку выделит…ну как? Устраивает?

– В деревню? – переспросила я.

– Многие уезжают и хорошо устраиваются. Других вариантов у меня для тебя нет.

– А в Санкт-Петербурге нет мест? – спросила я, хватаясь за последнюю надежду.

– Дорогая моя, эти места давно распределены. Есть студенты, которые действительно этого заслуживают. Их успеваемость говорит об этом.

– Но по успеваемости у меня все хорошо.

– Есть более активные студенты значит.

– А в чем же заключается эта активность? – вырвалось у меня.

Она слегка покраснела, поправила волосы и, улыбнувшись, произнесла:

– Нужно было лучше учиться Савинская. Если вам не дали хорошего места, значит, есть студенты с более высокими показателями. Вы должны благодарить меня за то, что я трачу на вас свое время. Хотите, ищите сами место.

Спорить было бессмысленно. Да и кто бы меня взял без рекомендаций.

– Хорошо…у меня выбора нет…

III

Сентябрь. Утро. На улице дождь. Я не хочу вставать с постели. Сегодня день моего отъезда на практику, и я должна освободить квартиру. Из моих вещей лишь старый чемодан, стоящий у двери, отчего кажется, что я здесь и не жила. Я смотрю на часы – почти десять. Хозяйка квартиры должна прийти к одиннадцати, поэтому я заставляю себя встать с постели.

Я собираю постель и иду на кухню. В холодильнике пусто. Я достаю пакетик чая и две завалявшиеся в сумке конфеты.

Одиннадцать. Звонок в дверь. На пороге хозяйка.

– Утро доброе… – произносит она равнодушно и проходит в обуви в квартиру.

– Доброе утро – также равнодушно отвечаю я и протягиваю ей связку ключей.

Она смотрит на меня, но ключей не берет.

– Сначала все осмотрю на предмет порчи имущества, а потом можешь идти на все четыре стороны.

Хозяйка квартиры была из рода тех людей, для которых деньги заменили и хлеб, и соль, и сон, и воздух. Она считала каждую копейку и на всем старалась нажиться. Иногда она доходила до крайностей. Как-то раз, вернувшись с лекций, я застала ее за чашечкой чая на кухне. Заметив меня, она открыла сервант и спросила:

– Что это?

– Где? – не поняв ее, спросила я.

– Хватит прикидываться! Где шестая чашка из серванта?!

Немного оторопев, я ответила:

– Я не брала вашей чашки. Я вообще сервант не открываю…

– Ну, ну…как же…она наверно сама, в воздухе растворилась. Если ты ее разбила, ты должна возместить ущерб! Сейчас!

Квартира мне была нужна, и я решила заплатить за пропавшую не по моей вине чашку, лишь бы остаться здесь до конца сессии. Я вышла в коридор, чтобы взять кошелек, но внезапно увидела чашку, стоящую на столе. Оказалось, что хозяйка пила из нее свой чай.

На этот раз все оказалось в полном порядке и я, взяв свой чемодан, отправилась на вокзал.

***

На вокзале было безлюдно. Человек пять расположились в разных углах вокзала, ожидая своего рейса. Я сбросила сумку с плеча, села на сиденье и достала телефон. До прибытия автобуса оставался час.

***

В автобусе тоже было пусто. Пару человек на задних сидениях крепко спали. Помимо них, меня и водителя здесь больше никого не было. За окном шел дождь. Мои глаза наполнились слезами, но я пыталась их сдержать. Какое-то время я старалась занять себя размышлениями о родных, старых друзьях, но все время приходила к одному и тому же ощущению равнодушия. Я поняла, что вот оно – самое страшное ощущение, которое можно было испытать. Мне было все равно. Все равно, что было, все равно, что есть, все равно, что будет. Мне даже стало безразлично мое одиночество. Кто был в этом виноват? Быть может я? Винить других – это бессмысленно и глупо. Но и эти другие, разве они не стали такими же? Они тоже не виноваты. Они просто вынуждены быть такими. Они вынуждены придавать, чтобы получить повышение по службе, они вынуждены льстить, чтобы угодить высокопоставленному чиновнику, они вынуждены быть алчными, чтобы урвать кусок хлеба. Они впадают в уныние, но при этом им становится лень добиваться большего, они завидуют, но при этом гордятся тем, чего у них нет, они становятся равнодушными, если кто-то просит о помощи и мстительными, если кто-то не смог помочь им самим. Наверно и я из их числа. Мы оттолкнули друг друга, продав себя обстоятельствам, но мы не могли иначе. То, что у нас есть – мы сами, и самое большое счастье для нас – это человек, который держит нас за руку, когда мы становимся никем.

Я почувствовала, как мои веки становятся свинцовыми. Все стало расплываться перед моими глазами, и я окончательно погрузилась в сон.

***

– Девушка…девушка! – послышался мужской голос. Я открыла глаза и увидела водителя – приехали уже, в поселок то!