Игорь Конев - Долгая дорога домой

– Тихо там, уютно…, по простому. И настоятель добрый, и прихожане улыбчивые. Не то, что в Вознесенском, кафедральном, или в Александро-Невского…, где не поймёшь, то ли службу служишь, то ли модную постановку в Оперном Театре слушаешь. До батюшек не достучаться, народу тьма, бабки с колючими взглядами возле подсвечников, словно «церберы» на коротком поводке…. А тут…, будто дом родной. Да и…. – Друзья немного замялись и, с некоторой долей смущения, добавили. – Да и бесплатно всё здесь. Ну, свечи, там, иконы, книги понятно, приход их вынужден продавать, сам покупает. А за всё остальное денег не берут, только добровольные пожертвования…. Вы не подумайте, это для нас не главное, но всё-таки показатель.

Егор с женой денег не считали, заказывая по монастырям и многочисленным, теперь, городским церквам сорокоусты и подавая записки на Литургию. Смерть сына уже давно расставила всё по своим местам: что теперь в их жизни главное, а что нет. Да и не было никакого чувства покупки, когда протягивали они свои, честно заработанные…, женщинам в церковных лавках или представителям монастырей на Православных Ярмарках, с просьбой помолиться за безвременно ушедшее ко Господу родное чадо. Не покупали они эти молитвы, не обменивали их на деньги…, просто давали возможность людям, будь то монахи, монахини или священники в Алтаре – заниматься своим великим и нелёгким служением, не отвлекаясь на мирскую суету и не задумываясь, где бы достать кусок хлеба. Так что большой разницы, платные в Церкви записки на проскомидию или нет, для Егора с Галей не было.

И, тем не менее, это действительно был показатель. Показатель, что незримое присутствие извечного Духа Святого, на окормляемом им приходе, для настоятеля было куда важнее, чем звон разменной монеты.

Первая исповедь, со слезами на глазах, под ласковое утешение о. Святослава; первая Литургия, которая оставила после себя смешанное чувство непонимания, досады и, в то же время, надежды на будущую безусловную сопричастность; первая Пасха, с крестным ходом, молодыми девчатами в народных костюмах и старинными припевами после службы….

А три или четыре месяца спустя, вслед за пронзительными «сквозняками» слухов и еле слышным ветерком перешёптываний о запрещении отца Святослава в служении, ворвался в Церковь, ураганом преобразований и неожиданных идей, новый её настоятель отец Иоанн. Высокий, немного сверх меры упитанный, с чёрной вызывающе торчащей бородкой и смоляными волосами, затянутыми сзади в косичку. Взгляд прямой и цепкий, голос поставленный и сильный.

В чёрной, повседневной рясе, большой и стремительный, он, в сопровождении небольшой свиты, прошествовал перед очередной воскресной службой в Алтарь, под нестройный взволнованный гул паствы, и первая Литургия с новым настоятелем началась….

За самое короткое время на приходе изменилось решительно всё.

Записки, требы и Таинства обрели, наконец, «долгожданную» стоимость; на большой информационной доске в притворе стали появляться просьбы о пожертвованиях на ту или иную икону и воззвания о сборе средств на очередной элемент храмового убранства. А на небольшой площадке перед церквушкой, засыпанной мелким отсевом и тщательно утрамбованной, кроме нового джипа отца Иоанна, стали появляться и другие дорогие машины….

Участившиеся службы, читаемые распевным дисконтом нового дьякона и низким, красивым баритоном настоятеля, стали понятнее и ближе. Проповеди заставляли задумываться и сопереживать. Перед Таинством Крещения ввели обязательные лекции, и желающие обратиться в Православную веру подходили теперь к своему выбору более сознательно.

Старый клир, самостоятельно постигающий азы церковных песнопений, ушёл вместе с отцом Святославом, и их место заняли студенты консерватории, молодые ребята с потрясающе профессиональными голосами.

В трапезную закупили необходимое оборудование, и она превратилась в небольшую мини пекарню, для хлеба, просфор и воскресных пирожков с разнообразными начинками.

Жизнь прихода, примеряя на себя рамки нового уклада и новых реалий, постепенно входила в обыденное для всех верующих людей русло.

А возле входных дверей, в окружении цветочных горшков, рядом с расписанием богослужений, появилась небольшая схема настоящего, большого и белоснежного Храма, который теперь уже точно, все в это поверили вдруг и безоговорочно, будет вздымать к небу величественный золотой купол с крестом в виде якоря….

***

Не успел Егор хорошенько узнать бывшего настоятеля и проникнуться по отношению к нему каким-либо определённым мнением. Служили при Святославе только по выходным да по большим праздникам и Егору, в силу его рабочего графика, удавалось попасть на богослужения только раз в месяц, так что большого потрясения от случившегося он не испытывал. Лишь осталось занозой в сердце какое-то расплывчатое чувство неприятного удивления и некоторой растерянности от такого явно несправедливого решения епархиальных властей.

С другой стороны о том, что происходит в церкви помимо богослужений, её, так сказать, внутреннюю кухню, Егор не знал совсем. Слышал, конечно, краем уха, что дисциплина и подчинённость священников во внутренней церковной иерархической структуре похлеще будет, чем в армии, но не более того. Поэтому делать какие-то далеко идущие для себя выводы из произошедшего не спешил.

«А пора бы уже с пространством за Царскими Вратами и поближе познакомиться. – Думал Егор, в очередной раз выходя с воскресной Литургии и отвешивая Храму положенные три поклона с крёстным знамением. – Чувствую ведь, что не в стройке моё предназначение, что способен на большее…».

Но тут же в памяти всплыл последний разговор с отцом Варсонофием:

– Не вижу я, батюшка, теперь смысла в своей работе. Ну, не вижу…. Раньше для парней своих на стройке горбатился. Одеть, обуть там, образование хорошее дать…, на всё деньги нужны. А теперь зачем? Старший уж отучился, работает, а младший…. – Егор судорожно вздохнул и, опустив голову, глухо добавил. – Мне бы в Церковь. Хоть кем…. Чувствую, что на большее способен, чем кирпичи друг на дружку укладывать. Не узнаете через знакомых, может, понадоблюсь я кому-нибудь?

– Почему же не узнать? Узнаю…. – Отец Варсонофий ухватил за штанину парализованную ногу и принялся её массировать, слегка покачиваясь на своей старинной панцирной кровати. – Да только меня послушай – рано тебе в Церковь. Нечего тебе там, пока, делать. В том смысле, что на службы-то обязательно…, к Причастию подходи, как душа потребует…, но не более. Всё своим чередом совершаться должно, а твой черёд служить ещё не пришёл. Работаешь на стройке, так и дальше работай. Дыши свежим воздухом….