Екатерина Рагозина - Поймать чайлдфри

Глава 2.

Читатели знают меня под псевдонимом Эльза Кнехт – я пишу средние книги для средних умов, в основном небольшие повести о любви и философские рассказы. Кнехт – девичья фамилия моей бабушки, немки по происхождению, о которой я, возможно, напишу в будущем целый роман – так интересна и трогательна ее судьба. По паспорту меня зовут Елизавета Торопова, где Торопова – фамилия, доставшаяся от покойного мужа.

Если бы еще лет шесть назад меня спросили, может ли случиться трагедия, которая, в буквальном смысле, порвет меня на части, я бы уверенно ответила – нет, меня ничто не может сломить. Сколько себя помню, у меня всегда был борцовский характер, и я никогда не была склонна к долгим переживаниям и огорчениям. Этому способствовало и не самое радужное детство в провинции, и наступившая впоследствии необходимость в одиночку выживать в тогда еще чужом, огромном Питере, где я училась и где впоследствии осела, кажется, навсегда. Наверное, именно благодаря моему характеру мы и подружились с Олегом, который уже тогда носил свой футляр, но в тайне, я думаю, нуждался в родственной душе, а потому вцепился в меня мертвой хваткой и с тех пор не отпускает, даже несмотря на свою постоянную занятость, длительные разъезды и многочисленных, периодически сменяемых любовниц.

Когда мы впервые встретились в университетской аудитории, мне было 17, а ему 22, он пришел на юридический после срочной службы и еще двух лет службы по контракту. Армию он покинул по доброй воле и безо всякого сожаления, хотя, как сам рассказывал, делал успехи, пользовался авторитетом у подчиненных и уважением у начальства и мог бы посвятить этому жизнь. На курсе он сразу стал одним из лучших, ему прочили блестящую карьеру, и он оправдал даже самые смелые надежды.

Что касается меня, то я особых надежд не подавала, хотя училась не намного хуже. Несмотря на всегдашнюю сдержанность и дисциплину, во мне уже тогда чувствовались несовместимые с юриспруденцией мечтательность и рассеянность, которые заставляли моих преподавателей вздыхать, а Олега – лукаво улыбаться.

Проект фирмы у него появился еще на первом курсе, фундамент он закладывал на протяжении второго и третьего, а на четвертом уже начал полноценно работать. Прошла всего пара лет после выпуска из универа, а его контора уже гремела на всю Россию. Сейчас он один из важнейших специалистов страны, его знают, боятся, добиваются его внимания и метят к нему в нахлебники. Денег у него столько, сколько мне с моим скромным писательским талантом, видимо, никогда не заработать. Мне, впрочем, столько и не требуется.

Олег неоднократно звал меня к себе работать, но я выбрала свободу. По окончании универа я на пару лет уезжала в Германию и даже подумывала там остаться, но тоска по родному Питеру взяла свое – я вернулась еще более дикая и своевольная, чем прежде. Просила Олега встретить меня с самолета, но он не смог прорваться сквозь плотный график и прислал «своего человека». У него масса мальчиков и девочек на побегушках.

В тот же год я написала свою первую повесть, которую напечатало небольшим тиражом одно из малоизвестных питерских издательств. Никакого особенного ажиотажа вокруг нее я не ждала, но, к моему удивлению, ее заметил популярный литературный критик и написал небольшую хвалебную рецензию. Это меня очень взбодрило, но не помогло – следующие две повести остались незамеченными.

Денег не хватало, я перебивалась публикациями в журналах и переводами. В один «прекрасный» момент хозяин квартиры, которую я снимала, попросил меня «на выход», и Олег тогда очень помог: просто взял меня «под уздцы» и отвез на Васильевский остров к своей пожилой маме, которая с радостью разбавила мной свое одиночество. Вот благодаря ей-то, вернее благодаря ее неважному здоровью, я и познакомилась со своим будущим мужем Игорем.

Игорь руководил бригадой скорой помощи, которая приехала по моему вызову, когда у матушки Олега критически упало давление. Обаятельный, разговорчивый, рослый врач, с благородными чертами лица, оттененными очками в тонкой оправе, сразу же произвел на меня впечатление, поэтому я с радостью и по первому требованию дала ему свой номер телефона. Вечером того же дня он стоял у нашего подъезда и вызывал меня на прогулку, утром следующего – провожал в редакцию газеты, где я тогда пыталась «зацепиться». Я не то чтобы влюбилась в него без памяти, поначалу его настойчивость даже раздражала, но он так плотно взял меня в оборот и следовал такой продуманной стратегии соблазнения, что уже через месяц я не могла представить себя вновь одинокой и свободной. Поэтому предложение пойти под венец, показавшееся таким скоропалительным моей провинциальной маме, я восприняла, как должное и, не раздумывая, согласилась.

Наша совместная история закручивалась стремительно, как ураган, и трагедия наступила тоже очень скоро.

Трагедия…

– Мама, ты чего как сомламбула ?

Мой сын Ваня любит умные, взрослые слова, но частенько по малолетству произносит их неправильно. Вот так новость, оказывается я, находясь в смятении после разговора с Олегом, сама не заметила, как дошла до железной сетки детского садика, где моя ягодка отгуливает последние майские деньки.

– Ты за мной?

Я взглянула на часы – 10 утра с небольшим хвостиком.

– С чего бы это? У тебя же только первый «выгул».

«Выгулами» мы в шутку называем включенные в режим дня выходы дошколят на улицу.

– Ты не работала сегодня?

У нас с сыном заключен договор: несмотря на то, что я не обязана идти к 9 утра в офис, как другие мамы, он прекрасно знает, что мне для работы необходимы одиночество и тишина. Поэтому садик он посещает безропотно, а я легко и с удовольствием выполняю его ответное условие и все свое свободное время провожу с ним. Исключения из этого правила редки: по вечерам мы вдвоем смотрим кино, читаем вслух и играем, а по выходным непременно совершаем выход в люди. Мальчишка растет умным не по годам, и я им горжусь.

– Да, малыш, не работала, сил нет. Послушай, побудь моим душеспасителем сегодня. Поговорю с воспитательницей, думаю, она тебя отпустит.

Сказано – сделано. Уже через полчаса мы идем по Невскому и разговариваем о самых незначительных вещах – малютка справился с удивлением, вызванным внеплановым маминым приходом, и правильно оценил мое состояние. Неудобных вопросов не задает, требует мороженого и каруселей – в общем, ведет себя терапевтически, как и полагается ребенку, и весьма искусно лечит мою рану.

Мы обошли все наши любимые местечки, плотно поели в кафе, и, в конце концов, даже завалились в кинотеатр. Дома были уже ввечеру и вполне счастливые.

Наша с Ваней двушка – это отдельная история. Я смогла ее себе позволить только три года назад, когда мои книги, наконец, стали стабильно продаваться. Никогда до этого я не могла и мечтать о том, что из моего окна будет открываться чудесный вид на Казанский собор и канал Грибоедова; никогда не думала, что мне, привыкшей к темным и узким съемным комнатам и каморкам студенческого общежития, доведется поселиться в такой светлой, просторной, как палуба корабля, и будто бы даже летучей квартире. Мы ее так и называем – «летучий корабль».