Дмитрий Ахметшин - Сердца под октябрьским дождём

– Почему ты не пришёл на карнавал? – голос карлицы окрашивался визгливыми оттенками. Она локтем пихнула Брадобрея в бок. – Мы с этим большим мальчиком так тебя ждали!

– Что? – спина здоровяка ходила ходуном, будто там, под кожей, ползали змеи. Под воротником расползалось пятно пота. – Ах, да! Отменное было шествие. Каждая дворовая собака присоединилась к нам! И одноногие люди там были, и цыгане, и всякие уродцы, и шоу-шатёр электричества и света, который ехал сам по себе. Всё, как любят мальчики. Я везде смотрел, но нигде не видел этих любопытных чёрных глаз, что у тебя на лице. Где они были?

– Я… болел… простите, я не знал…

Мальчишка не плакал, но икал, не закрывая рот, так что звуки получались громкими и раскатистыми. Неожиданно для всех он нашёл в себе крохи храбрости. Голова опустилась, словно он собирался забодать незваных гостей.

– Кто вы такие? Я вас не знаю. Я вас в первый раз вижу!

– Зато мы тебя очень хорошо знаем, – заискивающим голосом сказала карлица. Она ущипнула своего компаньона, и тот надул огроменный пузырь из жевательной резинки. – Однажды мы с моим другом услышали, что один маленький мальчик никогда не ходит на ежегодные карнавалы. Что он не любит веселье, предпочитая долгими пасмурными днями сидеть дома. Разве это жизнь?

– Я не люблю карнавалы. – Фёдор едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Руки больше не были сжаты в кулаки; правая загибала левую так, будто хотела её сломать. – Я вообще не хотел сюда переезжать.

– Что он говорит? – спросил здоровяк. Он наклонился вперёд под каким-то неестественным углом. Казалось, брюхо вот-вот перевесит, оно колыхалось под одеждой, как наполненный водой пузырь.

Карлица забралась по лестнице на две ступеньки, обхватив руками перила, потянулась ртом к его уху.

– Говорит, что его мамочка и папочка привезли его сюда потому, что у мальчика нервное расстройство! Представь себе! У такого молодого! Он не переносит задымлённость и суету большого города, этот шум включает у него в голове трещотку, которая пугает его до воплей. А здесь тишь да благодать! Поэтому он не ходит на наши выступления. Как тебе это нравится? И после этого он смеет говорить, что ему здесь плохо! В нашем прекрасном городе! Вот его папаша точно не оценил бы такого заявления. Ему пришлось бросить работу, доходную работу в Москве. Он нашёл себе соответствующую навыкам должность , но за неё почти ничего не платят. Он теперь ругается со всеми подряд. Может, (она понизила голос) даже пьёт?

– Я такого не говорил! – закричал мальчишка. Юрия привлекло движение наверху: между люстрой и потолком от крика заколыхалась паутина.

– Но ты знаешь, что это так.

– Нет!

Клоуны не обратили на его возглас никакого внимания.

– Тогда ему необходима частичка веселья, – пророкотал Брадобрей.

– Абсолютно, совершенно необходима, – сказала карлица, противно хихикая. По видимой Юре и его жене щеке стекала пепельно-серая тушь. Женщина была похожа на огромную, вставшую на задние конечности блоху.

– А ну-ка хватит, – слабым голосом сказала Алёна, тут же зажав себе рот. Никто не удостоил её и взглядом.

– У нас есть для тебя подарок, – сказал здоровяк. – Возможно, он поможет тебе вылечиться и стать меньшей обузой. Ведь ты сейчас у родителей как камень на шее.

– Сделай что-нибудь, – причитала Алёна. Она теребила пуговицы на рубашке мужа. – Пожалуйста!

Но Юрий не мог заставить себя пошевелиться. Мышцы одеревенели, кто-то выдавливал изнутри глаза. Он смотрел себе под ноги и видел рыжую кирпичную пыль на носках туфель. Будто здание рухнуло, и ты не можешь вдохнуть. Ведь это страшное ощущение – лежать без движения, ловя лишь отдельные импульсы боли, не зная, спасут ли. И даже если спасут – сможешь ли ты когда-нибудь пошевелить хотя бы пальцем?

Здоровяк тем временем засунул руку за отворот своего сюртука и достал небольшую картонную коробку, перевязанную яркой жёлтой тесьмой. Юре показалось, что она появилась из ниши в его животе, словно кенгурёнок из кармана матери-кенгуру.

– Это вещь из моей личной коллекции, только для тебя, – сказал он, буквально впихивая коробку в руки малышку. – Штука, о которой мечтают все мальчишки твоего возраста.

– Конечно, она ценнее, – перебила его карлица.

– Ценнее, – поправился великан, обозначив глубокий кивок. – О ней мечтают ребята даже старше тебя. О ней мечтают старшеклассники. Она даёт им власть. С ней любой шум для тебя будет не страшнее сердитого кудахтанья. И даже отец, который зовёт тебя маленьким трусливым ублюдком , трижды подумает, прежде чем раскрыть рот.

Он улыбнулся, сверкнув несколькими золотыми зубами. Дёсны были красные, словно у вампира.

– Не забудь про особые привилегии! – закричала ему в ухо карлица.

– Я когда-нибудь что-нибудь забывал, мой маленький чёртик из табакерки? Слух у меня не ахти, но с памятью всё в порядке.

– Ну так скажи ему!

– Ты счастливчик, маленький Фёдор, вытянул короткую соломинку. Мы останемся в городе ради тебя, будем наблюдать и подбадривать, когда ты загрустишь. А в следующий раз, когда ты останешься один, мы придём, чтобы устроить для тебя представление – только для тебя одного!

Он раскинул руки, и из широких рукавов с громким треском выскочили два пучка разноцветных лент. Карлица достала дуделку в виде маленького красного снегиря и дула в неё, извлекая совсем немузыкальные звуки.

Мальчик, держа на вытянутых руках коробку, отступал назад, вглубь коридора, пока не упёрся спиной в стену. Его лицо было белым как мел. Резко запахло мочой.

– Я не люблю карнавалы, потому что они всегда громкие, – тихо сказал он; в идеально круглых глазах отражались ленты, свивающиеся в кольца и медленно опускающиеся на пол. – Две недели назад мы закрыли все окна, но всё равно было немножечко слышно, а в воскресенье даже уехали из города. Я не люблю музыкантов и очень… очень боюсь клоунов.

– Что же, это ещё не преступление, – по-прежнему улыбаясь, ответил Брадобрей. Его слух возвращался и исчезал благодаря какому-то хитрому фокусу. – У тебя теперь есть нечто особенное . С этой вещью твои страхи исчезнут, как кролик в шляпе – кролик, который уже развлёк зрителей и которому пора домой.

Схватившись за бока, карлица захохотала.

– Ой, умора! – ревела она. – Кролик, которому пора домой! Только не говори, что ты не знаешь, куда деваются все эти зверушки из шляпы.

– Я просто берёг детскую веру в чудеса, – возмутился Брадобрей. – Если она исчезнет, что хорошего останется в этом мире и кому будут нужны наши трюки? Мы станем просто старыми псами, спящими на солнышке и вспоминающими, как им бросали палку.

Он покачал головой. Карлица внезапно прекратила смеяться; она остро взглянула на великана и сказала: