Ирина Горбачева - Вновь домой вернутся журавли

Вернулся Сергей домой, на радость матери, осенью. Он долго не мог успокоить совсем поседевшую женщину, целуя её заплаканные глаза. Почти до утра они сидели, обнявшись и всхлипывая от давивших её слёз, мать слушала рассказ сына о своей службе и невозможности писать ей письма.

– Ты же знаешь, мама, дружба между народами. Мы помогали китайским строителям возводить новый завод. Не переживай, ничего опасного там не было, но лучше не распространяться о моей командировке в Китай. Сама знаешь, как у нас с чересчур болтливыми обходятся. А я тебе подарки привёз, – сказал он, стараясь перевести разговор с запретной темы на более приятную.

Сергей достал из чемодана шёлковый отрез с красивым рисунком. На темно-зеленом фоне ярким цветом красовались большие пионы с извивающимися между ними золотыми драконами.

– Это мамочка тебе отрез на халат. А это зонтик из соломки.

Мать стояла, прижав руки к груди, растерянно глядя то на отрез, то на сына.

– Серёжа, да как же из такого шить можно? На это только любоваться надо.

А вот что ты носить будешь? Я-то, из твоих брюк юбку себе сшила. Мне её теперь до конца моих дней хватит.

– Не переживай, мамуль, я и себя не забыл. Вот костюм себе купил, бостоновый, ему сносу не будет. А это вот чашка такая тебе. Сюда чай насыпай, водой заливай и крышечкой накрывай. Ты же любишь чаёвничать.

– А это что за чашка такая, – мать взяла в руки другую фарфоровую чашку. На одной стороне высокой чашки красовался портрет Мао Цзэдуна, на другой иероглифы.

– А это в благодарность за службу. И вот ещё, – Сергей передал ей грамоту, на которой стояла подпись Мао и медаль, – только пусть хранится подальше от чужих глаз и молчок об этом.

Коробочку с подарком Нинг он положил в шкаф на свою полку, и доставал её только тогда, когда оставался один. Тогда он долго смотрел на маленькую фотографию любимой, стараясь не забыть её черт лица, шелковистых чёрных волос и мягкого спокойного голоса.

Мать давно заметила перемены в характере сына. Всегда весёлый, подвижный, любящий шумные компании Сергей, как бы ушёл в себя. Часто она видела его нервно курящим, постоянно о чём-то думающем, после того, как повертит в руках привезённую из Китая маленькую коробочку. Однажды увидев глубокий шрам на его предплечье, она тихо заплакала, прикрыв лицо рукой, чтобы не выдать своих рыданий.

– Всё-таки достала проклятая война и Серёжу. Свою страну защищать по малолетству не мог, так в чужой стороне отметину на всю жизнь получил, – подумала она, гладя сына по шраму.

– Получил производственную травму. Такое со мной могло произойти и на заводе, – Сергей старался успокоить мать.

Как-то после ухода сына на работу, она решила посмотреть, что он прячет в маленькой деревянной коробочке. Но увидев красивый бритвенный прибор, решила, что эта вещь, просто дорога ему как память о стране, в которой пришлось сыну чуть не потерять руку, теперь постоянно ноющую перед частыми осенними дождями. Нечаянно коробочка выскользнула из её рук и упала на пол. Она подняла маленькую фотографию, на обороте ниже иероглифов было начертано имя Нина. Она поняла, что сердце её Серёжи хранит любовь к этой далёкой Нине, но расспрашивать сына о его тайне не стала.

А сын изменился. Стал серьёзным, немногословным, даже каким-то суровым, как и зима, которая выдалась в этом году. Сергей перестал ходить, как бывало до армии, на молодёжные посиделки со старыми друзьями. А как перешёл в ремонтную бригаду, мать вообще стала его редко видеть. Он кидался на любую работу, словно ею хотел заменить свои тревожные, беспокойные мысли.

– Сынок, скажи, что тебя тревожит? Откройся матери, тебе на душе легче станет, – иногда спрашивала она его.

Но сын только поцелует её глаза, полные беспокойства, да прижмёт к себе крепче.

– Всё в порядке, мамочка. Всё хорошо. Это я расстроен из-за смерти Сталина. Что теперь будет?

Новым веяниям времени Сергей был не особенно рад. Ярым сталинистом он не был, но и новый правитель ему не пришёлся по душе. «Хрущ», как называли люди, сменившего Сталина Хрущёва не только разрушил культ предшественника, но потерял с таким трудом налаженные отношения с Китаем. Всё время, после возвращения со службы, в душе Сергея теплилась надежда на возвращение в эту страну. Он мечтал найти способ уехать туда по путёвке комсомола на стройки, которых было множество во времена «дружбы народов». Но новая политика партии, возглавляемая «Хрущём» – «Кукурузником», после поездки в США, его ещё так называли, разрушила все его надежды на встречу с Нинг.

Наконец настала не календарная, а настоящая весна. С благоуханием соцветий фруктовых деревьев, тёплым солнцем, поднимающим настроение. Первомайскую демонстрацию Сергей наблюдал со своего балкона. Как раз, напротив его дома, на площади, собирались все группы заводчан, шедшие на демонстрацию с северных районов города. Отсюда с музыкой, песнями и плясками под баяны, трофейные аккордеоны они шествовали по их линии. Потом, выстраиваясь стройными колонами, выходили на центральную улицу, где сливались с такими же шумными толпами людей и шли вместе на большую просторную Театральную площадь со знаменитым «трактором» – зданием театра им. Горького, где и произносились все торжественные речи и поздравления народу городскими правителями с наступившим праздником трудящихся.

Мама суетилась на кухне, готовясь к совместному пиршеству соседей во дворе, когда к Сергею зашёл уже заметно «на веселее» Вовчик.

– Что, так и будешь сидеть дома в своём красивом костюмчике? Значит так, сегодня вечером открывают летний театр «Спартака». Будет концерт, потом классный индийский фильм «Бродяга». Я тебе скажу, это вещь! А хочешь, слетаем в парк Горького на танцплощадку? Там девочки собираются, просто цветочки!

– Не знаю, может к «Спартаку» подкачу, – нехотя ответил Сергей, лениво наблюдая за группой демонстрантов задорно отплясывающей под баян танец «Яблочко».

После окончания демонстрации, уставшие горожане, расходились по своим домам и гостям, где их ждали празднично накрытые столы. Город на некоторое время затихал, но к вечеру гуляния продолжались с новой силой и азартом.

Сергея, мама вытащила во двор и усадила за большой накрытый разнообразной закуской стол. Только теперь он заметил, что ему давно не встречался безногий фронтовик дядя Вася.

– Что, ты! Похоронили мы его прошлой весной. Совсем спился мужик. А погиб под колёсами троллейбуса. Гололёдка была, да так под колёса и угодил, сердешный.

Прозвучал обязательный тост: За тех, кого нет с нами. Мужчины стали вспоминать войну,

женщины тихо вытирали платочками слёзы, вспоминая, что им пришлось пережить в эти страшные годы. Выпили ещё раз за всех погибших и не вернувшихся с войны, не забыли тех, кто погиб от ран. Тихо вспомнили и молча, выпили и за тех, кого угнали немцы и кто сгинул в плену или в концлагерях. Без таких тостов и слёз, сопровождающих их, не начиналось ни одно праздничное послевоенное застолье. Сергей, выпив со всеми пару рюмок «Столичной», чмокнув мать в щёку, вышел из-за стола.