Владимир Жуков - Шулмусы

Почесал затылок Ю и ответил, улыбаясь хитро:

– И рад бы я, Хасид, дать тебе возможность полюбоваться на бывшую вещицу твою, да оправку показывать неудобно.

– Да что ты в член себе, что ли, вставил алмаз и оттого неудобно? – возмутился еврей. – Я вот, между прочим, тебе, Ю, такую уймищу денег бы за возврат его отвалил, что даже только от одного упоминания о их сумме в Москве кремлёвская звезда закачается. Битком родственнички «УАЗ» деньгами набили, как услышали о горе моём, да и к тебе послали. В настоящее время он как раз внизу, у входа стоит…

– Нет! – не дав договорить, воскликнул Ю. – Ты угадал почти – оправка, выбранная мною для бриллианта, не что иное, как собственный член, и именно потому мне и неудобно показывать его, а наши дальнейшие переговоры по поводу продажи смысла совершенно лишаются. Не стану я ради жалких денег, в которых совсем недостатка не испытываю, естество биологическое тревожить! А денежки, они тебе, Хасид, службу хорошую могут сослужить – задавишь ими партнёров, коли правда много.

Вздохнул Хасид, в стороны костлявыми руками развёл и печально на ширинку корейца фартового уставился, туда, где обрёл своё пристанище новоиспечённый «генерал Чо».

Все, кто в номере находился и разговор слышал, были шокированы просто. Ошарашенные супероригинальными откровениями Ю, люди на мгновенье потеряли дар речи. Но зато, как только из оцепенения вышли, так сразу градом вопросов осыпали:

– Писать не мешает?

– Эй, Ю, у тебя крыша часом не поехала?

– Зря, корешок, отважился ты на такое. Если кому драгоценность твоя понадобится сильно, так ведь вместе со всем хозяйством отчекрыжат!

– А трахаешься как?

– Как жена на такое безобразие смотрит?

– Эх, Ю-Ю! Что же ты наделал? Ты же даже в гробу спокойно полежать не сможешь. Только и будешь переживать, что шустряк какой раскопает могилку да и писюн оттяпает.

Вопросы обильно сыпались, но не доставали. Зато последний доконал, и Ю, словно гаишник, решивший остановить всё движение, поднял вертикально вверх руку, и товарищи смолкли дружно.

– Одно скажу вам, мужики: хорошо камешку в бородавочке у меня на члене – и ему хорошо, и мне прекрасно. Живём мы вместе, как голубки, и друг другу не мешаем совсем. И что ещё интересно: к бородавке своей я совершенно по-другому относиться стал и даже горжусь ею. Она теперь вроде как благородною стала, с царским алмазом вплотную сблизившись. Так что не удивляйтесь и не осуждайте, тем более что оправку такую мне один очень хороший человек посоветовал. Понимающий. Даже только из одного уважения к нему я бы бриллиант в член собственный засунул.

Ю умолк, а коллеги, вполне удовлетворённые ответом, за прежнее дело принялись.

Хасид, по-блатному пальцы покрутив веером, сказал с досадою горькой:

– Молодец, Ю! Не будь я дураком, так же б, как и ты, в хрен камень замуровал да поглубже, так, чтобы вообще его оттуда нельзя вынуть было.

Вздохнул еврей и с тяжёлой грустью в голосе, словно навсегда с бриллиантом расставаясь, добавил:

– Жизнь – она как зебра: сегодня полоска чёрная, завтра – белая. Не может чёрная быть всё время одна, белая всё равно должна появляться.

Сказал это Хасид и за игорный стол уселся, а Ю и О вместе с офицерами у фуршетного столика зависли, явно играть не собираясь больше. Сидят они, кушают да выпивают себе.

А тем временем ещё один кореец зашёл в номер, видимо, поиграть желающий тоже. Ю поднял глаза и узнал в вошедшем Цоя, того самого Цоя, который высказался когда-то: «Что ты, как мандавошка, со своей стекляшкой носишься! Засунь её себе в член и ходи показывай!» Или, другими словами, порекомендовал Ю член собственный бриллиантом дорогим украсить.

Взгляды старых друзей встретились и, даже не напрягая свои экстрасенсорные способности, прочитал там фартовый те же самые слова, чёрной завистью зло написанные. Обиделся Ю от того, расстроился, но негодования не выдал, а наоборот, в улыбке расплывшись и имитируя чувства тёплые, произнёс спокойно:

– Боже мой! Оказывается, правду говорят, что тузы парами ходят. Один туз – Хасид, а второй – Цой! Один алмаз подогнал, а другой – как с ним правильно поступить посоветовал. Ребята! Это тот самый понимающий человек, про которого я рассказывал только что. Именно он оправочку мне подобрать помог.

Так как дискуссия по поводу камня была очень свежа, внимание всех присутствующих сразу переключилось на Цоя. Каждый встал и лично засвидетельствовал почтение и восхищение такой толковой и неординарной личности. Цой пытался улыбаться, отвечая на комплименты, но выходило нечто корявое, потому что злился он, чувствуя, что Ю смеётся и издевается над ним. А тот, знай себе, мочил, совершенно опомниться не давая:

– Не удивляйся, корешок, вниманию повышенному. Рассказал я друзьям о рекомендации твоей. И знаешь, всем так понравилось, что, глядишь, и сами накупят драгоценных камней да и в письки свои корейские повставляют. И каждый себя должником твоим будет считать. Вот уж магарычей не оберёшься!

Цой ничего не ответил и, улыбнувшись грустно, за карточный стол уселся прямо напротив Хасида, а Ю, освежившись бокалом холодного чешского пива и смачно посасывая кусочек осетрового балыка, шёпотом почти пояснил друзьям:

– В том, что камень в бородавке у меня, лишь частично заслуга Цоя. Подруга моя тут больше виновница торжества. Как рассказал я ей про пожелание друга, так и загорелась она. «Сделай, – говорит, – как человек подсказывает. Так хочу драгоценность на вкус попробовать!»

Захохотали товарищи, коньяком да напитками разными хорошо разогретые. Смеются заливисто, весело и ещё пуще тем донимают Цоя. Так смехом своим дурацким доконали беднягу, что хоть плачь прямо или же уходи вставай. А оно так бы и лучше было. Ведь с тех пор, как проигрался и всё своё состояние спустил, жил кореец в долг, и ничего своего у него больше не было. Он и на игру с деньгами чужими пришёл, а рисковать ими ни в коем случае не следовало. То бригадные, общественные деньги были, на покупку семян для сева будущего предназначенные и под громадные проценты занятые.

Но не терпелось человеку. Здорово отыграться хотелось, и потому деньги карманы словно прожигали насквозь. Неукротимое желание потягаться с судьбой, которое всегда по пятам преследует игроков неудачливых, полностью отнимало волю. Словно загипнотизированный лягушонок, двигался Цой в пасть к удаву, к неизбежному трагическому концу.

И только в первый раз раздали, как невероятно сильная карта пришла. «Наконец-то! Сжалился Боженька!» – пронеслось в головочке непутёвой. И в твёрдой уверенности, что партия эта выиграна, Цой прошёл сразу тысячею рублей.

В первом круге все последовали за ним, во втором же только Цой да Хасид остались. Сидят они напротив, друг на друга поглядывают. Даже не напрягаясь, понял Цой по выражению лица еврея, что блефует тот. Денег с собой у корейца ровно двадцать пять тысяч было. Проходя каждый раз по тысяче, и ставки не завышая, очень скоро выложили по двадцать. Цой решил вскрываться на следующем ходу, но не тут-то было. Еврей двести тысяч на кон поставил, ровно в двести раз проходную ставку завысив. Теперь корейцу, чтобы вскрыться или дальше играть, не менее двухсот тысяч выложить следовало. Конечно же, денег таких у Цоя не было. Вскройся он раньше на ход, глядишь, и поправил бы положение своё финансовое, а так продулся.