Денис Громогласов - Маскарад

– Говори же! Я весь в нетерпении.

– Мне уже двадцать четыре, но у меня толком не было серьёзных отношений. Все это время я посвятила науке. Но наука детей не приносит, папа. В общем, если кратко, в том городе я встретила свою судьбу.

– Я жду подробностей и немедленно. – сказал Светилин, строго глядя на дочь.

– Он замечательный, папа! Такой умный, но очень несчастный.

– А у этого несчастного хоть имя есть? Или он настолько несчастен, что не имеет даже собственного имени. – в шутку отметил Александр Алексеевич, уже успевший сменить «гнев на милость», понимая, что дочь все-таки права насчёт серьёзных отношений.

– Его зовут Александр, повторюсь, он очень замечательный.

– Такое имя носят только победители. Ты готова к тому, что всю жизнь вы будете с ним соревноваться?

– А с чего вот ты взял, что это на всю жизнь?

– Кто знает. Я лишь знаю свою дочь, которая ещё недавно была малюткой. – заметил профессор – Но, я уверен, если ты говоришь, что «встретила свою судьбу», то так оно и есть, ибо ты меня никогда не обманывала.

– Это так, папочка! – сказала Юля, засмеявшись. – Главное, себя не обмануть. – Она наклонилась к чашке, а на её щеках выступил девичий румянец.

– И где же вы познакомились? – спросил Светилин и, поднеся кружку чая ко рту, громко отхлебнул.

– В отеле. – ответила ему дочка, продолжая по-детски покачиваться на стуле. – Мы были соседями по номерам.

– Продолжай, мне уже интересно. Подлить чаю?

– Да, если можно. Так вот, в первый раз мы повстречались в коридоре на этаже, где я остановилась. Мы прошли тогда мимо, даже не подумав, что являемся связующим звеном друг для друга, оберегом и символом счастья! – проговорив это, Юля выпрямилась, а на её прекрасном девичьем лице изобразилось то святое чувство, которое испытывает человек всего несколько раз в жизни – чувство бесконечной и преданной любви.

– Красивое начало. – заметил профессор – Но не кажется ли тебе, что уж слишком старомодно для наших дней. Я имею в виду вот ту самую «искру», о которой ты сейчас говоришь, ту самую первую минуту, которую ты только что описала.

– В любви нет понятия «старомодно», как мне кажется, – заметила дочь профессора.

– Ладно, тогда продолжай, я хочу послушать, как моя дочь наполнила своё сердце огнём, а разум – смыслом.

– Только на следующий день после той встречи, которая так и осталась им незамеченной, мы познакомились. И, если первая встреча мимолетной, то вторая осталась в наших сердцах навечно.

– Хм. Прости, подавился. Продолжай.

– Я, как обычно, шла к себе в номер после очередной конференции и увидела его. Он сидел на полу, облокотившись на стену и тихо плакал. На нём была маска «Страдание». С этого момента и началось наше с ним знакомство.

– Какая удивительная штука! – не без интереса проговорил Александр Алексеевич – Обычно молодые люди утешают девушек, а не наоборот.

– Я его и не утешала. Не люблю испытывать жалость. Мы просто разговорились. Я его пригласила к себе и целую ночь мы пили чай и общались.

– И в чем же причина страдания этого юноши?

– В том, что у него жестокий отец.

– А сколько ему лет? – спросил профессор.

– Не знаю, около тридцати, наверное. Да я, собственно, об этом его и не спрашивала. Мы говорили абсолютно о других вещах.

– И о чем же, позволь спросить?

– О причинах его тяжёлого, подавленного состояния. Не знаю, что и добавить перед началом своего рассказа о моем молодом человеке. Скажу лишь то, что он очень хороший человек, загнанный силой обстоятельств не то, что в угол, а на самый край обрыва.

– Не томи, дочь. Начинай уже свой рассказ! – сказал профессор и пересел в мягкое кресло, откинувшись на спинку.

Юля также последовала примеру отца и пересела в рядом стоящее кресло. Устроившись поудобнее, она начала рассказ про своего парня:

«Когда я обнаружила Сашу в таком плачевном состоянии, мне очень захотелось ему помочь. Мы толком даже не познакомились, как он уже оказался в моем номере. Не пойми превратно, но это не был разговор между мужчиной и женщиной, это было что-то совсем другое, не похожее на флирт. Его голова лежала у меня на коленях, и я гладила его густую копну волос так, как матери успокаивают своих детей, увидевших во сне кошмар или полностью отчаявшихся в жизни. Саша стал рассказывать о своей жизни, родителях, обо всем, что так или иначе было связано с его нелегкой судьбой. Отец его – крупный чиновник в нашем городе, идеолог современной мысли. Не знаю, кто именно из тех чиновников, кто имеет отношение к идеологии, работая в администрации губернатора. Но это и не особо важно. Саша описывает его очень точно и даёт ему характеристику жесткого, последовательного во всех действиях человека. В молодости его отец участвовал в свержении короля и даже имел некое отношение к убийству принца Дмитрия, совершённое почти тринадцать лет назад. Александр тогда был ещё подростком и всей душой радел за дело отца. Тогда ему казалось, что его семья и отец, как её глава, помогают обществу, избавляя его от жестокости и политической беспомощности царизма. Сашенька был тогда полностью за отца. Он рассказывал, как тайком от матери сбегал на демонстрации, где выступал его отец. Там на Триумфальной площади, которая теперь носит название Площадь Справедливости в те годы собирались выдающиеся идеологи и революционеры того времени. Король их не разгонял, считая митингующих лишь кучкой оборванцев, по спинам которых не мешало бы пройти палкой. А тем временем на площади с каждой новой такой встречей собиралось все больше народу, недовольного политической атмосферой в стране и столице. И каждый раз отец Александра готовил все более пламенную речь. Его родитель не был рождён в нашей столице, а приехал издалека, именно поэтому ему приходилось нелегко в поиске соратников по правому делу. Саша вспоминал, лёжа у меня на коленях, как отец по ночам перед выступлениями запирался в своём маленьком, напрочь прокуренном кабинетике, и готовился к очередной речи. И вот, в один знаменательный для нашего города день на Триумфальной площади после речи отца взмыли вверх чёрные флаги восстания. За три кровавых дня в нашем городе изменился режим. Царизм пал и на его место пришла олигархия. Следующие три года городом управлял Иван Бескорыстный. Отец Александра был у него советником, но только первые полгода. Потом их пути разошлись. А через два года на той же самой площади вновь поднялись флаги восстания. Мой Саша, которому тогда было уже двадцать лет, как председатель студенческой общины, вывел на ту площадь всех студентов. Но олигархия так просто не сдалась, в отличие от хоть и жесткого, но в то же время аморфного царизма. К тому же олигархи на примере позорно убитой королевской семьи знали, что они будут следующими. Да и не было у них «божественного иммунитета», которым ранее наделялись короли, называвшие себя «хранителями божественной истины». Долгие два месяца шли ожесточенные бои. Студенчество и бедняки с «чем попало» в руках сражались против регулярной армии и полиции. Когда начались брожения в рядах силовиков и многие стали отворачиваются от олигархов произошло знаменательное событие. Устрашенные возможным поражением Иван Бескорыстный и его собратья решили «пригнать» в город свою наемную армию. Те же не знали пощады и бились за самое простое, что только могли придумать люди. Не за идеалы и светлое будущее, как бедняки и студенты. Наемники бились за деньги. В воскресный день в город со стороны Восточных ворот под бой барабанов и бряцание амуниции вошла пятитысячная наемная армия… Через два дня её остатки были изгнаны из города. Причиной тому послужило то, что отец Александра через знакомых в администрации Бескорыстного нашёл склад, где хранились основные сбережения последнего, разумеется, в золоте, тем самым обескровив власть. Наемникам не смогли заплатить, и они попросту разбежались. А, уже через месяц суд, завершил следствие и Бескорыстного казнили на Триумфальной площади, там, где некогда он сам восседал на королевском троне. В первое воскресенье второго месяца его возвели на подмостки. Казнь осуществлял народный суд во главе с революционером Коршниром. Народ притащил на площадь объедки и журналы с изображением Бескорыстного и, когда бывший глава города предстал перед ними, в него полетели принесённые «угощения». Казнь продолжалась около двух часов. Саша был там и уверяет, что Иван Бескорыстный уже был мертв, когда его вздергивали на виселице. По крайней мере он даже не барахтался и не бился в конвульсиях. А на следующий день в журнале с названием, кажется, «Маскарад» вышла статья с названием: «Трусливая гнида скончалась от страха или нами правят слабаки». В той статье были фотографии мертвого Бескорыстного и людей из его шайки в самых что ни на есть пикантных подробностях. Но опустим эту неприглядную мерзость. После расправы над очередной правящей верхушкой города отец Саши занял в администрации города очень высокий пост. Может быть он стал советником нашего нынешнего губернатора или же был втайне назначен Главным идеологом. Точно ни Саше, ни тем более мне это неизвестно. В первые дни нового режима были провозглашены семнадцать новых указов. Самым значимым по мнению Саши является указ «О создании дружественной администрации молодёжной дружины по управлению городом и обеспечению гражданского порядка». В те дни в эту дружины хотели все. У их членов были большие привилегии, зарплаты. Тогда все молоденькие девчонки выходили замуж только за дружинников. Это считалось «верхом моды на парней», неким эталоном, если хочешь. Сегодня эта дружина преобразована в гвардию и занимается преимущественно слежкой за теми, кто отказывается носить маски. Сашин отец, втянутый в новую администрацию, как я поняла, отвечал и за безопасность города. Новая команда боялась повтора революции и решила через пять месяцев после прихода к власти объявить «режим временной диктатуры». Впрочем, прошло вот уже почти десять лет, а эта «временная диктатура» все не кончается. Но не это важно. В те годы, когда отец Александра, подобно Дон Кихоту, воюющему с ветряными мельницами, сражался с власть предержащими за правое дело, в их семье была полная идиллия. Но когда его отец сам стал олицетворением власти, все пошло наперекосяк. Самой большой проблемой стало то, что теперь ему не с кем было бороться. С народом? Конечно же, нет. Толпу его отец сдерживал целой пачкой законов, главным из которых был закон «об обязательном введении масок и упорядочивании эмоций и чувств». Именно в это время отец стал приходить домой «мрачнее тучи». Он стал одержим идеей, что не перевелись ещё враги нового политического режима. Вначале отец Саши целыми днями пропадал на работе, а после и вовсе начал срываться на свою жену и сына. Человек, всю жизнь сражавшиеся с врагами и побеждавший их, в конце концов, не видя перед собой больше ни одного противника, стал сражаться со своей собственной семьёй. Именно Саша и его мать стали первыми, на ком были опробованы маски «Грусти», «Отчаяния» и «Смирения». Именно их семья была одной из первых, кто прошёл проверку на детекторе лжи и получил свидетельство «Гражданина, довольного властью». После всех этих унижений и переживаний мать Саши серьёзно заболела. Кажется, врачи диагностировали у неё невроз. С того времени Саша больше не мог смотреть на отца все теми же детскими, вдохновленными любовью и уважением глазами. В тот вечер, когда я нашла его сидящим и плачущим в отеле, он узнал, что пока его не было в столице, отец жестко избил его мать. Она сама позвонила сыну. Причиной было то, что, когда отец Саши вернулся домой, она забыла одеть маску «Почтения». Озверев от этого, Сашин отец набросился на неё со словами: “Как я могу требовать чего-то от подчинённых и народа, если даже моя тупая жена не относится к законам с должным почтением”. Мой парень, папочка, оказался меж двух огней. С одной стороны, отец, которого он все ещё уважает и очень боится огорчить, а с другой – его бедная мать. Такая вот грустная история. В конце хочу лишь добавить, что я крайне рада, что стала для него утешением, в это тяжелое время. Только со мной Саша забывает весь тот ад, который происходит в его семье и нашем городе».