Екатерина Мазо - Развод

Очень сложно притворяться, когда любишь другую, другого, другое. Когда душит желание отделиться, отвязаться, отпустить нелюбимые руки, разбежаться в разные стороны и не встречаться больше никогда. Конечно, это было предательством. Но разве нет предательства в любой страсти, в любой привязности, в любом соединении? Ведь в этот момент обязательно причиняешь кому-то боль, отнимаешь у одного в пользу другого. Причем отнимаешь с кровожадным удовольствием. Иначе и быть н6е может. Кто не согласен со мной, пусть покопается на заброшенных свалках своей души. Там он найдет истлевшие останки своих замученных нелюбовью жертв.

Мы с Зоинькой как на крыльях неслись в сторону Арбата, как будто крик Тани «Девочки, куда же вы?!!!» еще мог настичь нас по дороге.

–Она, наверное, здорово на нас обиделась.

–Да, бедненькая Таня. Стоит там одна возле верблюда. А мы – такие заразы!

–Ужас просто! А как ты догадалась, что я хочу смыться?

–Я сама хотела смыться больше всего на свете. Ну и жара сегодня.

– Давай зайдем куда – нибудь, посидим в прохладе.

Старый Арбат был еще одной причиной страстного желания оказаться в Гнессинке. Каждый день можно будет болтаться здесь сколько угодно. Нарядная пешеходная улица в серой Москве – уму не постижимая роскошь. Художники продают здесь картины, музыканты играют прямо на мостовой, поставив на землю раскрытые футляры, в которые прохожие кидают монеты. Грузинский салон с украшениями и ресторанчиком, где вполне можно наскрести на порцию хачапури. В тот день денег на кафе у нас не было. В галантерейном магазине можно было немного остыть под вентилятором, но остаться подольше не получилось. Грудастые тетеньки в специальных фартучках уже начали шипеть на нас. Мы вышли снова на душную улицу.

Совсем рядом оказался небольшой уютный часовой магазин. Мы толкнули тяжелую резную дверь. На ней дружелюбно звякнул колокольчик. Покупателей не было. Две продавщицы точили лясы за прилавком. По всем стенам были развешаны разных размеров и конфигураций часы. С ходиками, кукушками, серебряными и золотыми стрелками, круглые и квадратные, всех цветов и размеров, большие и маленькие. Все они показывали разное время. В уютном углу стояли два удобных кресла. Мы с Зоинькой присели в них, предвидя немедленную расправу. Но никто не обратил на нас внимания. Мы сразу же поплыли в этом прохладном тикающем ковчеге по волнам разговоров, откровенных признаний и первых взаимных восторгов.

Потом за окнами начало темнеть. Это значило, что мы сидим в магазине уже порядочно. Посетителей по-прежнему не было. Странно: в других магазинах – толчея, а здесь – никого. Куранты пробили полночь.

–Не подскажете. Который час? – спросила я у продавщицы.

–Понятия не имею. Наверное, часов шесть – семь. Кто ж его знает.

–А на прилавке там у вас нет правильных?

–Вот, смотрите, – показала она. – На этих– шесть пятнадцать. На эих – пол седьмого, а на этих вообще двенадцать сорок. Выбирайте. Что вам больше нравится.

Странно было находиться посреди темнеющей и тикающей комнаты, где невозможно определить время. Было ясно – здесь вмешались высшие силы. Мы вышли на пустую улицу. Теперь нас было только двое.

Назавтра были полные тоски Танины глаза, ее бледное, показавшееся вдруг очень некрасивым, лицо. Она не спала всю ночь. Плакала. Старшая сестра просидела с ней на прохладном балконе до рассвета. Держала Таню за руку и все гладила, гладила ее мягкую маленькую ладошку:

–Не расстраивайся. Они, наверное, просто пошутили. Завтра вы опять будете вместе. Хочешь яблочко?

–Они бросили меня, как ненужную вещь. Я такого от них не ожидала. Особенно от Кати.

(Почему это, особенно?)

В тот день Таня завалила экзамен и исчезла из нашей жизни навсегда. Говорили, что она пропустила год, а потом поступила то ли в «Октябрьской революции», то ли в «Ипполитовское», то ли вообще уехала в другой город. С тех пор прошло бог знает сколько лет. Мы никогда ее больше не видели.

Идеальная жена неслышно ступает по квартире. Она где-то здесь. Воздух пронизан тончайшими вибрациями ее присутствия. Мужчина существует в сладком киселе домаашнего уюта. Тумбочка слева, дверь в клозет – справа. Рефлекторно. Жена где-то рядом, она растворена в пространстве привычным запахом и легким приветливым щебетанием птички, не слишком роскошной, но зато мало гадящей и не требующей особого ухода. Ее присутствие – это легкий аромат духов и тихие шаги по свежевымытому полу. Только любимый муж захотел, и вот его уже обвивают ее теплые руки, касаются ее нежные губы. А пожелай только он, и жена отвалила. Где-то в дальней комнате тихонько складывает постельное белье ровными стопочками и напевает тихую счастливую песенку. Или она ушла с собакой в парк на прогулку. И все это – с улыбкой на обработанном косметичкой (усы-брови-пилинг) лице. В шкафах порядок, в доме чистота, на кухне – обед. А главное, – все, что говорит и делает муж, ей очень даже нравится. Она сидит в фартучке, сложив умильно руки на груди, и излучает спокойствие, согласие, благоговейный восторг.

Я слишком долго была такой. Каюсь. И вот результат: я сломала прутья семейной клетки. Под невзрачным оперением оказался новый слой роскошных, цветных, рвущихся на волю крыльев. Да, крыльев! В связи с этим, граждане судьи, я и требую развода!

Слышу возражения своего мужа – дадим и ему высказаться:

–Это ты-то сидела в фартучке? Ты всегда делала то, что твоя левая нога захочет. А я всю жизнь вкалывал для тебя и детей. А насчет порядка в шкафу, – ты туда давно заглядывала? Я уже молчу про то, что ты никогда не гладишь мне рубашки сама. А сдаешь их в прачечную. А я хоть в чем-нибудь отказал тебе?

– Прекрати! Причем тут рубашки? Ты отказал мне в элементарном тепле, в ласке, в любви! Кто всегда говорил, что в постели женщина кладет голову на плечо мужчине только в кинофильмах? Что это страшно неудобно, и режиссерам часами приходится выкладывать так актеров, чтобы они выглядели непринужденно?

–Но это правда ужасно неудобно!

–Ну, вот. Все слышали? Ему неудобно. Разводимся. Найду того, кому это удобно. Счастливо оставаться!

И вот я выхожу на просторы темнеющего города, где в сотнях мерцающих ночных баров идет ночная охота. Здесь я – как бы и не я вовсе. Ночь устроена по другим законам. Главный приз достается тому, кто вовремя повернет голову и встретится взглядом с таким же одурманенным ночным существом, ищущим легкой добычи. С тем, кто гибок, изобретателен и оглушен мнимой свободой. Случайные связи, легкость мгновенных побед. Вперед, на волю! Пока я мыла на кухне кастрюли, другие женщины жили полной жизнью. Надевали красивые платья, набивали силиконом лифчики, красили яркой помадой губы, пьянели, танцевали до утра, обнимали чьи-то мускулистые плечи. Пусть мне тоже выдадут мою порцию сумасшествия. Я требую! Ночь – это бездна, и сегодня я заглянула в нее. Там нет оболочек. Одни внутренности сорвавшейся с цепи темноты. Ты скользишь, цепляясь и отпуская чьи-то руки, наполняешь уши музыкой и чужими голосами. На рассвете ты выныриваешь на поверхность истерзанная, обманутая, ничья.