Владимир Чолокян - Срок

I

Этот день настал. То, о чем украдкой думал с самого своего совершеннолетия, что казалось таким далеким, нелепым и чуждым, вдруг вторглось в мою беззаботную жизнь и сидит, смотрит, ждет. Вернее, никто конечно же ко мне не вторгался в привычном для этого слова смысле. Но по необыкновенно довольному выражению лица деда, медленно разрывающего яичницу тупым ножом, по тому, как он заискивающе глядит на меня своими карими, высушенными глазами, едва проглядывающими за зарослями сизых бровей, было понятно – он знает то, чего не знаю я и это обстоятельство веселит его безмерно. Но он всё никак не может понять, что я уже не десятилетний сопляк, которого можно накормить выдуманной только что небылицей и заливаясь смехом смотреть, как тот, искренне веря каждому слову, бегает по двору рассказывая всем о похождениях своего крутого предка. Я собрался с силами, отодвинул дрожащую в ногах табуретку, едва стоящую прямо, и аккуратно присел за стол, боясь навернуться. Надо не подавать виду.

– Тебе чай или какао? – спросила мама. Она нарочно стояла у плиты и не поворачивала головы, адресуя свой вопрос то ли чайнику, то ли сковородке с шипящими на ней желтками, боясь раньше времени передать мне своё беспокойство.

– Чай

– Зеленый?

– Черный

– Сколько ложек?

– Две. Как всегда

Несколько небрежно соскоблив яичницу и кинув на тарелку, она залила стакан кипятком, поставила всё это дело на стол и присела сама. Теперь я мог видеть её лицо. Красное от стояния над конфорками и переливающееся потом, будто лакированное, оно выражало грусть и стремление жалеть. Маме было чуть за сорок, однако её молодые и аккуратные черты никак не уживались с большими руками и грубыми, почти мужскими ладонями. Восемь лет назад она забросила мясокомбинат и ушла работать в продуктовый магазин, чему была очень рада. И радость эта скоро стала принимать физическое воплощение, распирая её вширь, состарив лет на десять. Так как за едой болтать у нас было не принято, мама словно нарочно ела медленнее обычного, оттягивая важный разговор. Но тут не выдержал дед:

– Где эта бумажка. Давай, показывай ему

– Дай мальчику поесть

– Он уже поел, чего тянешь

Действительно, к этому моменту я допивал чай и был ко всему готов. Мама встала из-за стола и, взяв что-то с холодильника, протянула мне:

– Вот, держи – сказала она пусто, как эхо – утром в ящике нашла.

Да, это была она. Обычная бумажка, содержащая простые, примитивные формулировки. В ней самой нет ничего загадочного и страшного, за всю жизнь мы имеем дело с тысячами разных бумажек, но далеко не каждая из них обладает такой властью и влиянием. Этому клочку доверено вершить судьбы. «В соответствие с Федеральным законом о Воинской обязанности и военной службе…». Я бы солгал, если сказал, что вижу повестку в первый раз. Когда четыре года назад я поступал в университет, то умудрился протиснуться только во вторую волну бюджетников. Не потому, что я плохо сдал экзамены и мне не хватало баллов, просто так работала приемная комиссия. Первыми зачисляли целевиков, переселенцев с братских республик, которых никто не видел и тех, чьи фамилии удивительным образом совпадали с табличками на кабинетах административного корпуса. Всяких отщепенцев по типу меня принимали только потом, но военкомат наших стремлений к знаниям не разделял и в тот год обильно засыпал повестками на авось – вдруг кто поведётся. Тогда я впервые посетил это потрясающее место и остался под впечатлением. Когда в учебе что-то не клеилось, и я понимал, что, если запущу ситуацию меня отсюда попросят, воспоминания о районном военном комиссариате открывали во мне второе дыхание и наполняли силой. Настолько мне не хотелось туда возвращаться.

– Я ведь не подписывал ничего. Просто не пойду и всё – сказал я, чтобы как-то оградиться от напускной торжественности, которую источал дед.

– Вечно бегать не будешь. Всё равно заберут – заметил дед и был прав.

– Я уже договорилась с Натальей Сергеевной. Пройди врачей у неё, может чего найдут.

Мама любила козырять этим именем по любому удобному случаю, хоть как-то связанному с больницей. Наталья Сергеевна была заведующей в детской поликлинике, но она знала заведующую в поликлинике взрослой и не только заведующую, но главврача и чуть ли не министра здравоохранения. Обо всём этом мы знали со слов самой Натальи Сергеевной. А ещё она была маминой одноклассницей:

– Ничего, сынок. Армии бояться не надо, это я тебе всегда говорил. Она из нас людей делает. Сходишь, через год себя в зеркале не узнаешь – запел дед очередную свою песню.

Тут стоит заметить, что дед мой очень любит всё что связано с армией и вооруженными силами, считает её кузницей настоящих мужчин и не готов мириться с инакомыслием. Черпает свое вдохновение он, как многие его товарищи по гаражным застольям и дворовым турнирам домино, из телевизора, поэтому на каждый парад девятого мая старик надувает щеки, выпячивает грудь и с важным видом навязывает всем своё экспертное мнение по вопросам истории и вооружения, хотя в армии не служил. Вернее, служить то он пытался, но его комиссовали по какой-то особой причине, которую не вспоминает и даже стыдится. Совесть моя не позволяла упрекнуть его в этом, поэтому мне оставалось лишь пропускать мимо ушей эти агитки:

– Да может всё обойдется ещё. Вдруг в больнице чего найдут – не оставляла надежды мама.

– Типун тебе. Здоровый парень, а ты найдут. Радоваться надо, что сын идет долг стране отдавать, а не слоняется черт пойми с кем.

– Да с кем он слоняется, дед. Ты что его на всех ровняешь. Человек в университете отучился, умный, работу ищет…

– Умный и хорошо. Умнее станет. А поработать успеет.

По правде сказать, участие в подобных разговорах не доставляло мне особой радости, так как ничего нового вынести из них было нельзя. Перемалывание из пустого в порожнее очевидных и оттого ещё более ненавистных вещей вместо ободрения лишь нервировало и угнетало. Чтобы не давать больше поводов для болтовни, я вылез из-за стола, взял бумажку, оделся и спешно ретировался из квартиры.

II

На улице царила весна. Хоть и был уже конец апреля, мутно-серые кучки снега за гаражами старательно этот факт игнорировали. Нервозный ветер, как девятиклассник, мог ни с того ни с сего сорваться и вспылить, гоняя пивные бутылки по тротуару и вешая на ещё лысые кусты пачки от чипсов и полиэтиленовые пакеты. И кто ввёл эту моду на украшение газонов старыми плюшевыми игрушками? Изувеченные дождями, черные от грязи, лишенные конечностей и вспоротые собаками, эти существа вселяют ужас в каждого, кто ненароком пройдет мимо и полоснет по ним взглядом. Если бы я ребенком заприметил такую инсталляцию – сидел бы дома, разочаровавшись в детстве. Но я уже давно не ребенок и от осознания этого факта становится грустно. Как мало мы ценили эту безграничную свободу, которой могли упиваться целыми днями бегая по двору, пугая голубей и нервируя полоумных старух. Никакая учеба не могла омрачить радости жизни и стремления узнать нечто новое, побывать в местах, которые ещё не видел и встретиться с друзьями, уехавшими на выходные на дачу, по которым уже успел заскучать.