Светлана Кармалита - Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии

Ущелье было перегорожено от края до края сколоченным из бревен столом, бревна толстые, ширина — коню не взять, за столом один человек в голубой изношенной форме при рыжих, как медных, усах.

— Здравствуй, полковник…

— Здравствуй, Хочбар… — полковник показал рыжей в веснушках рукой на стол, — видишь, как я тебя встречаю…

На скале над ними догорает, чадит сигнальная бочка, всем любопытно, и промерзший нукер у бочки забыл про холод.

— Как твой дом, Хочбар, его еще не забрал нуцал?

— Не забрал, слава богу, а не залило твой дом соленое море?

— Нет, не думаю, слава богу, — засмеялся полковник.

Хочбар сморкнулся и подумал.

Полковник родом из далекой страны, где, как рассказывают, вода выше суши и где люди насыпают земляные холмы, опасаясь этой воды. Полковник правильно сделал, что уехал сюда, где вода всегда внизу. Так считают здесь, в горах. Но родину нельзя покидать, даже если аллах сотворил ее так неудачно. Так считают тоже.

— Почему ты смотришь одним глазом, Хочбар… Не хочешь открыть второй?

— А ты с тех пор все сидишь, полковник, никак не хочешь встать?

Десятник принес тяжелые и мокрые колодки, посмотрел на хочбаровские ноги, прикинул на расстоянии ширину дыр и остался недоволен.

— Правда ли, что ты привез к нам дочь нуцала? Ты хороший вор, Хочбар… Просто отличный вор…

— Не совсем правда, я везу ее в Шуру… У меня свой интерес в этом деле… Мы не голодны, лучше, если ты угостишь меня на обратном пути…

— Тебе на голову упал большой камень… Сними папаху, дай посмотреть.

— Один человек недавно брал мою папаху… Может, ты знаешь об этом?

— Горы живут олухами…

Пока они говорили, фаэтон отвели в сторону, затем на ровной площадке вокруг Хочбара заходили десяток конных нукеров, они хлопали арканами по земле, взвизгивали, присвистывали, сужали круг. Хочбаровскую лошадь теснили к бревнам стола.

Сторожевая бочка над ними упала, обломав шест, занятый событиями внизу нукер на горе пропустил момент, и бочка, разбрасывая уголья, покатилась вниз, так что и нукеры, и Хочбар разъехались. Когда же Хочбар обернулся, то увидел, что десятник разбивает топором опору стола.

Закрытый пологом, со скрученными, ссохшимися в пути лентами, фаэтон двинулся к проходу.

У ног хочбаровской лошади, поджигая прошлогоднюю траву, чадила головешка. Хочбар сидел, как любил сидеть, немного скособочась. Было тихо, и в этой тишине было слышно, как мочится конь Хочбара. Потом Хочбар вдруг свистнул и перескочил на лошади стол, там, где он еще не был разобран, и там, где никто, кроме него, перескочить бы не смог, и, не оборачиваясь, медленно поехал по ущелью, дожидаясь нукеров. И вдруг резко обернулся, вроде удивляясь, где же они.

Уже вечерело, когда в Кази-Кумухе напротив ханского дворца сама собой выпалила небольшая медная пушка, это было удивительно, рядом никого не было, нукеры были в помещении.

Еще растревоженные вороны не успокоились на горах, еще двое десятников гнали пушкарей за пороховую яму пороть, когда сбегавшихся к площади людей поразило еще одно обстоятельство. По площади, украшенной свадебными лентами, ходила большая с белыми крыльями орлица, за ноги она была привязана к колесу, пыталась тащить это колесо через лужи, шипела и била клювом, не давая приблизиться. Удивленно поглядывая на толпу, торопливо прошли во дворец, ведя в поводу коней, нукер и десятник, который приносил Хочбару колодки. Стоило им войти в ворота, как на горе над Кази-Кумухом ахнула другая пушка, на этот раз большая кулеврина, и туда, к горе, сразу же поскакали нукеры, торопясь и нахлестывая лошадей, прямо через аул. Кази-Кумух был взбудоражен до предела, когда на его улицу въехали фаэтоны.

Хочбар остановился на площади против дворца. Полковник въехал во дворец, орлица протащила рядом с сапогом Хочбара колесо, забрызгав его водой, и ткнулась в длинный толстый столб, вкопанный в середине площади для состязаний, в мишень на конце столба лучники стреляли на скаку.

Потом вышел полковник, сказал Хочбару зайти и рукой поманил, но Хочбар покачал головой, что не пойдет, полковник потоптался, пожал плечами, велел заворачивать во двор фаэтоны, и, когда первый фаэтон проехал ворота, Хочбар наклонился и рассек ножом ремни, привязывающие орлицу к колесу, орлица ударила его клювом по руке, по бурке и вдруг стала медленно подниматься, таща за собой ленты.

На площади зашумели, в эту же секунду из ворот на конях вылетели пятеро нукеров, на полном скаку, поднимая брызги и грязь, тесня людей, пошли кругом вокруг столба, где стоял Хочбар, потом первый длинной ременной плетью захлестнул Хочбара за кисть руки, рванул, но Хочбар сам, перехватив, потянул его, другой ударил плетью по голове, раздался визг. От дома бежали еще нукеры, трое прямо на коней попрыгали сверху на Хочбара, норовя сбить с ног, у основания столба образовалась куча, потом из этой кучи совершенно неожиданно для всех возник Хочбар, без бурки, в войлочной рубахе, пнул кого-то ногой, быстро и ловко, невероятно быстро для своей тяжелой фигуры, полез по столбу наверх. Его пытались схватить, но он ударил человека ногой в лоб, хрустнуло, это было слышно на площади, и человек кругом, захлебываясь от собственной крови, пошел по площади. По столбу били плетками, на сапог накинули аркан, но сдернули только сапог, и в наступившей тишине вдруг стало слышно, как сапог плюхнулся в лужу, как засмеялся там, наверху, отплевываясь, Хочбар. Потом стал кричать:

— Я один сопровождал женщин, только женщин… Вы пустили на них целую армию… Кто же из нас разбойник… Я приехал к вам сам, вы бьете меня плетьми. А ведь я вам гость… Может быть, правда, что лакцы перестали быть дагестанцами?! — и он засмеялся.

— Давайте стреляйте в меня, как в индюка… Чтобы эти выстрелы послушали и верхние, и нижние горы… Э, полковник, а что это на твоих заморских штанах кожаный зад… Я вспоминаю — ты лазил в мой аул… и тогда я кое-что отхватил от твоих штанов, пришей на место, пожалуйста, очень тебя прошу… — Хочбар полез за пазуху, бросил вниз кусок голубого сукна и удовлетворенно оглядел площадь, полную людей.

Голубая тряпочка, распрямившись, легко скользнула над толпой, упала сверху на папаху старика, ее сняли, и тот, кто снял, мялся, не зная, что дальше делать…

— Вызови же меня и бейся со мной… Так делают у меня на родине… — Хочбар засмеялся, потер о столб разбитый нос на всякий случай, поднялся на столбе повыше.

Теперь со столба стал виден ханский двор, фаэтоны во дворе, люди вокруг, часть людей от фаэтонов смотрела на Хочбара, часть говорила с женщинами в фаэтоне, и полог на фаэтоне был поднят.

— Эй, хан, — вдруг напрягся, теперь уже срывая горло, закричал Хочбар, — рядом с тобой уже облизывается твой сын, а ведь в фаэтоне чужая невеста, я везу ее к другому жениху… Так кто же из нас вор?! Вызови же меня, Мусалав, и побрей усы! А лучше наведи на меня пушку и сбей ядром!