Мартин Брезиер - Затерянный мир Дарвина. Тайная история жизни на Земле

В 1975 г. дорога к парому в Кайлску была гораздо спокойнее: однополосная, с площадками для обгона. В те дни поселок напоминал Гренландию: несколько домов без газа и электричества. Пыхтение генератора указывало, когда пора приниматься за завтрак, состоящий из чая и овсяной каши, щедро сдобренной свежим маслом. Подкрепившись, я ехал сквозь снегопад к гостинице в Инхнадамфе, чтобы вести студентов по горам.

Из дверей гостиницы был виден Хайленд, Северо-Шотландское нагорье. Высокогорье возвышается над низинами, как каменная стенка над дорогой. “Дорога” – Лоуленд – “замощена” кембрийскими отложениями с окаменелостями. А “стенка” сложена из плотных старых кристаллических пород – мойнских гнейсов.

Серия Мойн – загадка для геологов и, по правде, очень большая. В 1859 г., когда работал Дарвин, считалось общепризнанным, что эти кристаллические породы образовались при сильном нагревании и сжатии при высоком давлении. Однако как вышло, что теперь они залегают выше пород, не настолько сильно разогретых и деформированных, пород, которые содержат хорошо сохранившихся трилобитов? [178](Это примерно как найти слой мороженого под куском горячего пирога.) В 1858 г. к разгадке близко подошел Джеймс Никол из Абердинского университета. Но лишь в 1907 г. появилось убедительное объяснение, и произошло это благодаря уму и геологическим молоткам Бенджамина Пича и Джона Горна. Этот бодрый дуэт подготовил ряд работ, а кульминацией явились увесистые “Геологические записки” о северо-западе Хайленда [179].

Правила, изложенные Пичем и Горном в “Геологических записках”, просты. Сначала следует нанести местность на карту во всех подробностях и масштабах. Затем, используя новейшие методы и оборудование, собрать и изучить породы и окаменелости. И, наконец, проверить свои гипотезы при помощи геометрии и химии. Следуя этому плану, Пич и Горн показали, что породы серии Мойн не являются ни кварцевыми песчаниками (как думал в 1841 г. Хью Миллер), ни деформированными силурийскими породами (как считал в 1858 г. Мерчисон [180]): это гораздо более древние части коры, перемещенные на поверхность и образовавшие, кроме прочего, Северо-Шотландское нагорье. Мойнские гнейсы были выдавлены на запад, опрокинуты и даже перевернуты, как складки на смятой скатерти. Смятие сопровождалось массивными дислокациями ( надвигами ), так что породы серии Мойн легли на более молодые кембрийские отложения с трилобитами, которые можно увидеть в утесах Нокан близ Аллапула ( рис. 21, около 4). Вот почему контакт кристаллических мойнских пород с нижележащими кембрийскими демонстрирует все признаки смятия и деформации.

Итак, важный урок: горные пояса могут стоять на голове, а также быть вывернутыми наизнанку. Здесь, от Инхнадамфа на севере и почти до Перта на юге, залегают породы, “поставленные с ног на голову” постоянным движением земной коры.

И вот мы снова стоим перед гостиницей в Инхнадамфе. На “стенке” ниже серии Мойн мы увидим каскад белых и серых пород. Они организованы наподобие гигантской лестницы ( рис. 21, около 5). Как и породы серии Мойн, их можно проследить вдоль западной границы Шотландии, от острова Скай на юге до Дернесса на северном побережье. Но, в отличие от обедненных кислых мойнских грунтов, эти известняковые почвы покрыты густым ярко-зеленым ковром из кальцефильных растений. Вторая отгадка скрыта в поясе известняковых пород рядом с пещерой Сму-Кейв у Дернесса.

Пещера Сму-Кейв открывается к морю близко к тому месту, где береговая линия Шотландии отворачивается на западе от Гольфстрима и обращается к Северному полярному кругу. В 1989 г. близ этих мест штормовой ветер, который пронесся вдоль северного побережья, насыпая дюны, сбросил мою палатку (со стальным каркасом!) с утеса. В летние месяцы 1854–1857 гг. Чарльз Пич также занимался здесь картированием. После выколачивания породы он отправил Джону У. Солтеру в Лондон посылку с многообещающими окаменелостями из Сму-Кейв.

Окаменелости поразили Солтера. В посылке было много раковин необычных улиток и прямораковинных наутилоидов. Налицо были все признаки вымерших животных, известных пока лишь из отложений Канады и Соединенных Штатов. Солтер знал, что там в отдаленных районах отмечается аналогичная последовательность, в общих чертах такая: базальный кварцит с “трубками”; сланец с “фукоидными” норами червей; песчаники с солтереллой, а наверху – известняки с капустообразными строматолитами или окаменелыми раковинами [181].

Солтер нашел подсказку к серьезному ответу на действительно серьезный вопрос – на целое столетие раньше, чем его окончательно сформулировали: неизменны ли океаны? Как позднее выяснили Альфред Вегенер (автор теории дрейфа материков), а также Джон Тузо Вильсон и другие ученые в работах по тектонике плит, ответ однозначен: “Нет”. Океанические бассейны – это подвижные формы, редко существующие дольше полумиллиарда лет. Окаменелости Солтера вкупе с открытиями Бенджамина Пича и т. д. помогли бы показать, что шотландцы и канадцы не просто братские народы, что история взаимоотношений Шотландии и Канады гораздо старше: палеоокеан закрылся, породив Мойнский надвиг, а затем вновь открылся и сформировал современный Атлантический океан. И здесь налицо доказательство пропажи прежнего океана.

Чтобы прочитать третью загадку, я ехал от Инхнадамфа к озеру Лох-Ассинт. Здесь великолепные декорации для путешествий во времени – от кембрийского взрыва и еще раньше, вплоть до некоторых из самых ранних форм жизни. Стоя на берегу, я разглядывал скалу, восстающую прямо из темных вод. Это место хранит шрамы гражданской войны. В 1650 г. Джеймс Грэм, маркиз Монтроз, проиграв битву при Карбисдейле, был заключен в замок Адврек, теперь разрушенный, и ожидал здесь казни.

Но меня интересовала не судьба Монтроза, а здешние окаменелости. Однажды на берегу озера, прямо под ногами, мой сын Алекс заметил в песчанике имбирного цвета окаменелость, на самом деле – даже несколько окаменелостей. Чтобы рассмотреть некоторые из них, было необходимо увеличительное стекло. Солтереллы (в честь описавшего их Джона У. Солтера) выглядели как сломанный кончик карандаша. Другие были крупнее: их испещряли бороздки и бугры, похожие на планолиты – извилистые следы древних червей.

Удивительнее же всего казался огромный “трилобит”, которого мы окрестили “монстром Монтроза”. Шотландские трилобиты кембрийского времени редко крупнее шмеля, а этот старый пройдоха был величиной с лохинверского омара, сантиметров двадцати в длину. Кроме того, у него не было такого панциря, как у трилобита. Зато он (по-видимому, отчаянно роясь в иле) оставил царапины, похожие на русофикус, виденный нами в “цирке червей” ( гл. 4). “Трилобит” оставил не только отпечаток колючих конечностей, но и тайное сообщение о своем затруднительном положении. Увы, мы опоздали на полмиллиарда лет.