Оганес Бароян - Блики на портрете

И здесь мне снова хотелось бы обратиться к мыслям еще одного видного представителя нашей науки. Это Ш. Николь, который обнаружил переносчика сыпного тифа: «Мы должны питать доверие к тем, которые придут после нас. Миролюбивые и более культурные, они сумеют все лучше и лучше защитить себя и сохранить своих близких, а также полезных им животных против бессмысленной, недисциплинированной стаи заразных болезней».

Размышляя об одной из самых сложных концепций современной биологии — вирусно-генетической теории рака, я часто вспоминаю средневековую легенду, слышанную однажды. Рассказывают, у одного народа с вероотступниками поступали так: еретику предоставляли высказаться, и судьи терпеливо выслушивали его. Если крамола казалась непостижимо безрассудной, возмутителя спокойствия выпроваживали с почетом: а вдруг он пророк?!

Трудно переоценить безудержную смелость, которая потребовалась исследователю, впервые высказавшему почти полвека назад вирусно-генетическую теорию злокачественного роста. И сдернувшему тем самым покров почти мистической тайны, которая окутывала страшное бедствие — рак. Имя этого исследователя Л. Зильбер. Если бы мне предложили дать некую формулу, краткое определение натуры Зильбера (мы работали бок о бок долгие годы), я бы сказал так: человек века. Стремительность и дерзость мысли, парадоксы натуры подразумевала бы эта формула. В науке он всегда смотрел в будущее, даже когда над ним смеялись умудренные опытом научные оппоненты, и часто опережал свое время.

…Как-то Зильбер признался, что решил отрастить усы, но через некоторое время, взглянув в зеркало, увидел, что стал похож на своего отца, и тут же решил усы сбрить…

Стремление не повторять никого, пойти своим путем отличало Зильбера и в науке. Верность своей вирусно-генетической теории рака, как рыцарь прекрасной даме, он сохранял всю жизнь. Ей посвящены две самые важные его монографии. Между ними расстояние в 25 лет. Вторую он закончил в 1966 году, за день до смерти поставил в рукописи последнюю точку.

В конце XIX — начале XX столетия в микробиологии продолжали бушевать страсти. Великий Пастер сражался с Кохом. Причиной ожесточенных дебатов стала вакцинация против сибирской язвы. Мечников спорил с Эрлихом о сущности иммунитета. Микробиология была молода, ни намека на самодовольную успокоенность зрелости! И очень соответствовала бурной, страстной натуре Зильбера. Он стал микробиологом, эпидемиологом, вирусологом.

В 1935 году он создал первые в нашей стране вирусологические центры. А через два года организовал специальную экспедицию на Дальний Восток. Руководимый им отряд исследователей открыл новую, тогда еще неизвестную форму энцефалита. Он вошел в учебники под названием — весенне-летний клещевой энцефалит.

Впервые взгляд на рак с позиции вирусолога Зильбер высказал еще в 1935 году. А в 40-е годы, вплотную занявшись этой проблемой, уже сформулировал основные положения своей гипотезы: в злокачественном перерождении клетки повинен вирус. Он пусковой механизм злокачественного роста. Казалось, для таких утверждений не было серьезных оснований. Правда, к тому времени уже знали, что некоторые вирусы могут вызывать саркому кур, папиллому кроликов и рак молочной железы мышей. Зато причиной десятков опухолей, как полагали, служили так называемые канцерогенные факторы — лучевые влияния или химические вещества. Но все-таки, скажете вы, опухоли, которые вызываются вирусами, были уже известны, неужели они не привлекли сколь-либо серьезного внимания исследователей?

Дело в том, что тогда для этого не пришло время. Американский ученый Ф. Раус обнаружил вирус куриной саркомы (ее называют теперь саркомой Рауса) в 1911 году, а был удостоен Нобелевской премии за это более чем полвека спустя.

Известны времена в истории науки, когда взгляд безразлично скользит по открывающимся перед ним фактам, не задерживается мыслью ни на одном из них. Проходит время, и эти же самые факты начинают играть новыми гранями или, как ударом молнии, поражают воображение исследователей. И тогда события выстраиваются в четкие ряды закономерностей. Вот почему накопление новых данных и их осмысление бывают иногда разделены десятилетиями.

Зильбер сумел разглядеть истину вдалеке, практически не располагая фактическими данными. Его мысль, подобно лучу мощного прожектора, пронзала темноту, выхватывала из окутанного туманом далека призрачные берега… Однако естественный скепсис научных оппонентов требовал веских доказательств, нужно было обнаружить вирус в опухоли или, по крайней мере, его недвусмысленные следы в опухолевой клетке.

В 1944–1945 годах Зильбер пустился по следу. Он был из тех следопытов, которые идут, невзирая ни на что, буквально продираясь сквозь заслоны неудач и трудностей, столь велика убежденность в справедливости идеи. В клетку вводили онкогенные, заведомо вызывающие опухоли вирусы. Клетки в действительности перерождались в злокачественные. Но когда эти клетки исследовали, вируса в них обнаружить не удавалось.

Казалось бы, неудача, отрицательный результат? Но как много иногда дают подобные неудачи проницательному уму, если он не склоняет перед ними головы! Воистину, «попробуй из неудачи корень удачи извлечь».

Зильбер не сомневался в том, что вирус появлялся в опухолевой клетке. Возможно, очень ненадолго и тайком, но он был там! Значит, не мог и пропасть бесследно, скорее всего притаился где-то в недрах клетки, не привлекая внимания, либо исчез, принудив клетку переродиться в злокачественную. Но клетка, в которой побывал онкогенный вирус, «отметила» это обстоятельство появлением специфических белковых антигенов в своей оболочке. И эти антигены непременно отличались от антигенов нормальных клеток.

Итак, он искал вирус, а потом специальные антигены, отличающие опухолевую клетку от нормальной. Трудность заключалась в том, что преступника, которого он преследовал, никто (и он в том числе) не знал в лицо, идти приходилось почти вслепую по следу гипотетического и трудноуловимого опухолеродного вируса.

В процессе этих поисков его ждала важная для практики находка — высокочувствительная и простая реакция выявления опухолевых антигенов. Благодаря этой реакции исследователи нашли специфические белковые антигены во всех новообразованиях: будь то опухоли, заведомо вызванные вирусом, либо химическими, либо любыми другими воздействиями. Обнаруживали эти антигены в опухолях кур, мышей, крыс, человека.