Франс Вааль - Последнее объятие Мамы [litres]

Вдохновленный американским опытом, Ян вместе со своим братом Антоном – директором зоопарка Бюргерса – решил устроить там общежитие для шимпанзе, но кормить всех отдельно или в мелких семейных группах. Так в начале 1970-х гг. и была основана колония в Арнеме – около двадцати пяти шимпанзе, живущих на открытом воздухе на острове площадью примерно в гектар. Вопреки мрачным прогнозам специалистов, предрекавших предприятию провал, колония процветает, и за время существования в ней родилось больше здоровых детенышей, чем в любой другой. Популяции человекообразных обезьян в лесах Африки и Азии сейчас резко сокращаются, поэтому колонии приматов в зоопарках приобретают особенную ценность. Колония в Арнеме была (и остается) примером успеха и образцом для зоопарков по всему миру.

Так что Мама прожила – хоть и не на свободе – долгую насыщенную жизнь в собственной социальной вселенной, где хватало и рождений, и смертей, и совокуплений, и драматической борьбы за власть, и дружбы, и семейных уз, и все прочего, из чего складывается социум у приматов. Может быть, Мама и связывала приход Яна со своей болезнью и слабостью, но догадывалась ли она, что дни ее сочтены? Осознают ли обезьяны свою смертность?

Судя по шимпанзе Рео из японского Института изучения приматов при Киотском университете, осознание смерти у них отсутствует. Из-за воспаления спинного мозга у молодого и сильного самца парализовало все тело ниже шеи – есть и пить он мог, но конечности и торс утратили подвижность. Несмотря на круглосуточную заботу ветеринарных врачей и студентов в течение полугода Рео неуклонно терял в весе. В конце концов болезнь отступила, однако нам этот случай интересен не столько победой, сколько тем, как Рео воспринимал паралич, приковавший его к постели. Его отношение к жизни нисколько не изменилось. Даже когда состояние его казалось безнадежным – всем, кроме него самого, – он как ни в чем не бывало по-прежнему дразнил студентов, плюясь в них водой. Превратившийся в живой скелет шимпанзе явно ни о чем не беспокоился и в уныние не впадал [8] Tetsuro Matsuzawa (2011). .

Иногда нам кажется, что другие животные чувствуют приближение смерти – например, корова, которую ведут на бойню, или домашний питомец, пропадающий из вида за несколько дней до кончины. Однако во многом это наша проекция, основанная на нашем осознании происходящего. Имеется ли такое же осознание у животных? Кто скажет наверняка, что кошка, прячась перед смертью в подвале, понимает, как мало ей осталось? Может быть, она просто обессилена, измучена болью и хочет скрыться от всех. Точно так же и с Мамой: мы прекрасно видели, что физически она уже на пороге смерти, но никогда не узнаем, ощущала ли она это.

К тому времени Маму изолировали в ее «спальне», потому что самцы шимпанзе, особенно подростки, нередко глумятся над слабыми, видя в них легкую добычу. Сотрудники зоопарка хотели оградить умирающую Маму от подобной участи. Сообщество шимпанзе не жалует слабых и робких, и именно поэтому так впечатляет главенство, которое Мама удерживала всю свою жизнь.

Мама отличалась на редкость могучим сложением – ширококостная, с длинными мощными руками. Во время демонстраций угрозы, топая ногами, со вздыбленной шерстью, она являла собой весьма устрашающее зрелище. Конечно, она не могла тягаться с самцами ни мышечной массой, ни густотой шерсти – особенно на плечах, где самцы ее топорщат, чтобы выглядеть внушительнее. Но недостаток физической мощи Мама компенсировала напором. Все знали ее фирменный резкий удар по металлической двери в загон. Упершись широко расставленными кулаками в землю, она раскачивалась на руках и с оглушительным грохотом ударяла обеими ступнями в дверь. Это означало, что Мама на взводе и с ней лучше не шутить.

И все же Мама доминировала не столько за счет физического воздействия, сколько за счет силы характера. Она держалась как суровая бабушка, которая прожила жизнь и глупостей не потерпит. Мама внушала такое уважение, что, впервые встретившись с ней взглядом, я почувствовал себя ниже ростом, хотя глаза наши находились на одном уровне. Она имела обыкновение степенно кивнуть знакомому, давая понять, что заметила. Ни у одного из представителей других видов, кроме человеческого, я не наблюдал такой мудрости и величия. В ее взгляде читалось сдержанное дружелюбие – готовность понимать и принимать вас (если не будете ее злить). У нее даже чувство юмора имелось. Обычно смеющуюся физиономию у шимпанзе можно заметить, когда они затевают шуточную возню, но я видел подобное и в таких комичных ситуациях, когда, скажем, альфа-самец убегает в притворном страхе от обиженного детеныша. Улепетывая от верещащего маленького чудовища, самый авторитетный самец колонии строит смеющуюся физиономию, как будто его самого забавляет нелепость происходящего. И вот Мама как-то раз отреагировала аналогичной ухмылкой на совершенно неожиданное разрешение напряженного конфликта – как мы реагируем, когда до нас дойдет соль анекдота.

Один мой коллега, Маттейс Схилдер, проверял реакцию шимпанзе на хищников. Надев маску пантеры, он незаметно для испытуемых спрятался в зарослях у водяного рва, окружавшего обезьяний остров, а потом внезапно высунул голову в маске, и обезьяны оказались нос к носу с засевшей в кустах пантерой. Бдительные и чуткие, шимпанзе мгновенно подняли боевую тревогу – с громким сердитым лаем они ринулись закидывать противника палками и камнями. (Такая же реакция, кстати, отмечена у диких шимпанзе, которые отчаянно боятся леопардов ночью, но донимают их днем.) Маттейс, с трудом уворачиваясь от прицельно запущенных снарядов, спешно перебрался в другое укрытие.

После нескольких таких стычек он выпрямился в полный рост и, сняв маску, явил обезьянам свое настоящее, знакомое им лицо. Обитатели колонии сразу же успокоились. Но только у одной Мамы выражение постепенно сменилось с гневного и встревоженного на то самое смеющееся, когда рот полуоткрыт, но зубы не оскалены. Эта выразительная, отнюдь не мимолетная усмешка позволяла предположить, что до Мамы дошел комизм устроенного Маттейсом маскарада [9] Otto Adang (1999), p. 116. .

Благодаря умению одинаково хорошо ладить и с самцами, и с самками, Мама обзавелась внушительной группой поддержки, не имеющей себе равных, – она была прирожденным дипломатом. При этом она охотно поддерживала других: в борьбе за власть между самцами Мама не только принимала сторону одного из соперников, но и не давала ни одной из самок встать на сторону другого. Самке, которая в стычках самцов вступалась за «неправильного» претендента, позже могло сильно влететь от Мамы. Она брала на себя роль «парламентского организатора», обеспечивая тыл «своему» кандидату.