Карл Циммер - Она смеется, как мать [Могущество и причуды наследственности] [litres]

Учеба в школе также влияет на результаты тестов на интеллект. Для измерения этого эффекта два статистика – Кристиан Бринч и Тэрин Энн Галлоуэй – использовали итоги реформы, которую Норвегия провела в 1950-х гг. [714] Brinch and Galloway 2012. Норвежцы реорганизовали свою школьную систему так, что срок обучения увеличился с семи до девяти лет. В городах эти изменения происходили в разные годы между 1955 и 1972 г. Бринч и Галлоуэй проанализировали, как дополнительные годы школьного образования повлияли на тесты IQ, которые 19-летние норвежские юноши проходили, когда их призывали в армию. В 2012 г. исследователи сообщили, что дополнительный год обучения повысил коэффициент интеллекта на 3,7 балла.

Этот естественный эксперимент особенно ценен, если учесть, насколько больше детей получает школьное образование сейчас по сравнению с прошлыми столетиями. В США начала XX в. школы посещало 50 % детей [715] Baker et al. 2015. . К 1960 г. это значение достигло 90 %. Средняя длительность обучения юных американцев выросла с 6,5 до 12 лет.

Сам Флинн отнюдь не придерживался мнения, что люди XIX в. были интеллектуально недоразвиты или что нейроны современных людей проводят сигналы каким-то принципиально новым способом. Наши предки мыслили сообразно своей эпохе. В начале XX в. в тестах на интеллект были такие вопросы, как «что общего у собак и кроликов?» Проводившие тестирование хотели получить ответ, что и те и другие – млекопитающие. Но часто участники отвечали так – «собаки используются для охоты на кроликов». Именно это было важно для тех, кто использовал свое время для охоты, а не для изучения систематики.

Школы XX в. начали учить детей мыслить, в большей степени оперируя классификациями, логикой и гипотезами. Чтобы найти работу, человек должен был уметь управлять механизмами, а затем и компьютером. Современные дети чаще проводят время за смартфоном, нежели охотятся с собаками на кроликов. Аргументы Флинна подкрепляются еще и распространением обнаруженного им эффекта по всему миру. Он был определен сначала для США и Европы, но в ходе изменений, происходящих в развивающихся странах, там тоже появилась тенденция к улучшению результатов тестов на интеллект.

Как и в случае с ростом, проблема интеллекта заставляет нас укладывать в голове две противоречащие друг другу мысли. За прошедшее столетие мир стал выше и умнее, но такое возрастание не было вызвано изменениями в наших генах. Эти эффекты слишком яркие, чтобы мы могли поверить, что гены вообще хоть как-то влияют на интеллект. И все же наследственность не перестала играть свою роль. Когда ученые впервые начали измерять рост в XX в., он был сильно наследуемой чертой. Интеллект – тоже. И сегодня обе эти характеристики остаются наследуемыми. В схожих условиях люди вырастают до разной высоты и получают разные баллы в тестах на интеллект отчасти из-за генов, которые унаследовали.

Кроме того, становится ясно, что мы не можем рассматривать гены и окружающую среду как две отдельные силы, которые действуют независимо друг от друга. Одна влияет на другую. В 2003 г. Эрик Туркхеймер из Виргинского университета с коллегами совершил переворот в стандартных близнецовых исследованиях [716] Turkheimer et al. 2003. . Чтобы вычислить наследуемость интеллекта, ученые решили проанализировать не только типичные семьи среднего класса, с которым работали в предыдущих исследованиях. Они искали близнецов и из более бедных семей. Туркхеймер и его коллеги обнаружили, что от социально-экономического положения и впрямь зависит, насколько наследуемым окажется интеллект. Среди детей, выросших в благополучных семьях, наследуемость составляла около 60 %. Но показатели близнецов из менее обеспеченных семей совпадали не сильнее, чем между обычными братьями и сестрами. То есть у них наследуемость была близка к нулю.

Может показаться странным, что среда сама по себе может изменить степень наследуемости. Мы склонны считать гены неотвратимыми вестниками судьбы, непреклонными слугами наследственности. Но биологи всегда знали, что гены и среда тесно повязаны. Если вы выращиваете кукурузу в равномерно плодородной почве, одинаково обильно освещая и поливая побеги, различия в высоте растений в значительной степени окажутся обусловлены генетически. Но если вы посадите растения в плохую почву, где им будет не хватать некоторых жизненно важных питательных веществ, за их различия в не менее значительной степени будет отвечать окружающая среда.

Исследование Туркхеймера показывает, что нечто подобное может происходить и с интеллектом. Если изучающие интеллект специалисты ограничиваются богатыми семьями или проводят исследования в таких странах, как Норвегия, где действует единая система здравоохранения, то они, возможно, придадут слишком большое значение наследственности. Но ведь и бедность может оказать достаточно сильное воздействие, чтобы заглушить влияние наших генов.

За годы, прошедшие с исследования Туркхеймера, некоторые ученые воспроизвели его результаты. Другие – нет [717] Tucker-Drob and Bates 2016. . Вполне возможно, что эффект слабее, чем считалось. Однако исследование 2016 г. предложило иное возможное объяснение. Оказалось, что бедность снижает наследуемость интеллекта в США, но не в Европе. Возможно, Европа просто не истощает почву под ногами своих детей настолько, чтобы проявился этот эффект.

И есть еще один парадокс во взаимоотношениях генов и окружающей среды. Гены могут в течение долгого времени формировать среду, в которой развивается наш интеллект. В 2010 г. Роберт Пломин провел исследование 11 000 близнецов из четырех стран, оценив наследуемость в разном возрасте [718] Haworth et al. 2010. . В возрасте девяти лет наследуемость интеллекта составляла 42 %, к 12 годам она выросла до 54 %, а к 17-ти – уже до 68 %. Другими словами, по мере взросления унаследованные нами гены проявляются сильнее.

Пломин утверждал, что этот сдвиг происходит из-за того, что люди с разными генами попадают в разную среду. Дети, которые по генетическим причинам плохо читают, могут избегать книг и не получать пользы от их прочтения. Ребенка, который научился быстро решать математические задачи, учитель может поощрять решать их еще и еще. По мере взросления у детей появляется все больше возможностей выбирать среду, подходящую их интеллекту. Нам кажется, что окружающая среда – это просто физические условия вокруг нас типа жары или холода, наличия определенных веществ и пищи. Но мы, люди, способны выстраивать свою собственную окружающую среду из слов и чисел.

Когда Гальтон и Пирсон изучали наследование роста, они представляли свои результаты весьма лаконично, позволяя статистическим данным говорить самим за себя. Однако, когда они переключили внимание на интеллект, их лекции и статьи превратились в проповеди. Гальтон обещал с помощью евгеники получить плеяду гениев. Пирсон в 1904 г. был настроен более мрачно. «В последние 40 лет, – писал он, – интеллектуальные верхи нации, охваченные страстью к наживе или любовью к наслаждениям, или в результате ошибочного образа жизни, перестали обеспечивать нас в надлежащем соотношении членами общества, на которых мы хотим возложить постоянно усложняющееся управление нашей империей» [719] Pearson 1904, p. 160. .