Стивен Бухманн - Забытые опылители

Мы можем никогда не узнать, когда древние народы впервые обнаружили, что растения можно опылять вручную, без привлечения их естественных опылителей. Однако этот барельеф из дворца ассирийского царя Ашшурнацирапала II (884–859 гг. до н. э.), обнаруженный в Кальху, является самым ранним известным изображением такого события. Мужские цветки, зажатые в левой руке, используются для того, чтобы стряхивать с них пыльцу и переносить её на восприимчивые женские цветки этой финиковой пальмы, одного из первых одомашненных культурных растений. В настоящее время оригинал хранится в Музее Искусств Метрополитен в Нью-Йорке.

Посвящается энтомологам и ботаникам студенческих лет Стива: Филипу А. Адамсу, C. Юджину Джонсу-младшему, Роббину В. Торпу, Герберту Дж. Бейкеру и Ирэн Бейкер, и Э. Гортону Линсли. Пусть ваши сады для опылителей всегда будут в цвету.

Также посвящается трём научным писателям, которые помогли нам вспомнить о связях между сельскохозяйственными угодьями и окружающей дикой природой: Амадео Реа, этнозоологу, Эфраиму Хернандесу Шолокоци, агроэкологу, и Дэвиду Эренфельду, декану факультета биологии охраны природы.

Великие истины иногда настолько плотно окружают нас и бывают настолько явными, что оказываются незаметными. Одна из них — господство на суше цветковых растений и насекомых. Не говоря уже об их ошеломляющей биомассе, к настоящему времени биологами были описаны почти четверть миллиона видов растений и три четверти миллиона видов насекомых, что в сумме составляет целых две трети всех видов живых организмов, о существовании которых на планете нам известно. Другие наземные и пресноводные группы живых существ, от простейших до позвоночных, выглядят крайне бледно в сравнении с ними.

Совместное господство этих двух крупных групп — вовсе не случайность. Это результат коэволюции — процесса в рамках естественного отбора, в ходе которого виды приспосабливаются друг к другу и таким образом строят продуктивные экосистемы. Взаимодействие между растениями и насекомыми продолжалось очень долгое время. Оно началось более 100 миллионов лет назад, вместе с возникновением цветковых растений, и укрепилось вместе с их господством в мировой флоре в течение раннего кайнозоя, примерно 40 миллионов лет спустя. Многое в их коэволюции было мутуалистическим: виды, а чаще целые комплексы видов образовывали прочное неразрывное партнёрство со своими союзниками-насекомыми. Такие отношения, взятые в более широком смысле, находятся в числе основных тем экологии. Например, муравьи, которые являются одними из самых многочисленных насекомых, распространяют семена растений, защищают их от травоядных и обогащают почву, в которой они растут. Насекомые-детритофаги вроде термитов и древогрызущих жуков преобразуют мёртвую растительность в питательные вещества, которые могут быть вновь полностью усвоены живыми растениями. И Стивен Бухманн и Гэри Набхан прямо напоминают нам и заставляют задуматься над тем фактом, что насекомые требуются для воспроизводства большинству цветковых растений.

Существует неразрывная цепочка причинно-следственных событий, которая тянется прямо к нашему собственному виду: если растениям, в том числе многим пищевым и кормовым культурам, как и представителям природной флоры, для существования нужны насекомые, то и людям для их существования тоже нужны насекомые. И не просто один или два вида насекомых вроде дружелюбных и привлекательных медоносных пчёл, а намного большее число видов насекомых, огромное количество видов. Причина этого состоит в том, что миллионы лет коэволюции тонко настроили отношения между теми или иными растениями и их особыми опылителями. Форма и окраска цветков, их аромат, расположение на стеблях, сезон цветения и дневной график выработки пыльцы и нектара, а также другие качества, которыми мы восхищаемся, но редко когда их понимаем, тонко приспособлены для привлечения конкретных видов насекомых, а эти специалисты, в свою очередь, будь то жуки, бабочки, пчёлы или какие-то другие группы, генетически приспособлены к тому, чтобы соответствовать определённым видам цветов. В меньшей степени то же самое справедливо для взаимодействия между растениями и видами птиц, летучих мышей и других позвоночных, зависящих от рациона, состоящего из пыльцы и нектара.

Природа, как мы понимаем, остаётся продуктивной и гибкой благодаря бесчисленным тысячам случаев такого партнёрства. Эти связи хрупки, о чём нам напоминают те печальные случаи, к которым обращаются Бухманн и Набхан — когда один из партнёров исчезает, другой, как минимум, оказывается под угрозой, а иногда и вовсе обречён, если оказывается, что он не приспособлен больше ни к какому другому партнёру. Ни одно явление в природе не иллюстрирует собою ярче тот принцип, согласно которому природоохранные меры должны распространяться на экосистемы, а не просто на отдельные виды. Если последний из видов опылителей, приспособленных к данному растению, уничтожен пестицидами или изменениями среды обитания, вскоре за ним последует и само растение. И когда те или иные популяции уменьшаются или исчезают, последствия этого передаются по оставшейся пищевой сети, ослабляя другие межвидовые отношения.