Кирилл Еськов - Доказательства эволюции

Поэтому теория эволюции предсказывает, что: (1) в большинстве случаев адаптации должны быть полезны одновременно и для генов, которые их кодируют, и для особей, и для вида в целом, и даже, как правило, для всей экосистемы; (2) довольно часто могут встречаться ситуации, когда адаптации выгодны для генов, которые их кодируют, но вредны для вида и (или) для экосистемы; (3) обратные ситуации, когда адаптация полезна для вида, но вредна для распространения аллелей, «кодирующих» данную адаптацию, должны встречаться очень редко или не встречаться вовсе.

А что «предсказывает» антиэволюционизм? Он, как обычно, не предсказывает вообще ничего до тех пор, пока не будут хоть как-то конкретизированы представления о намерениях «разумного дизайнера». Если исходить из предположения, что «дизайнер» имел в виду создание хорошей, устойчиво функционирующей биосферы, то он должен был бы проектировать в первую очередь адаптации, выгодные биосфере как целому, затем отдельным экосистемам, затем, возможно видам и популяциям. Совершенно непонятно, зачем бы ему создавать адаптации, выгодные «эгоистичному гену» или «эгоистичной особи» и вредные для популяции, вида или экосистемы. Таким образом, идея «благонамеренного разумного дизайнера» дает отчасти такие же, а отчасти иные предсказания, чем теория естественного отбора. Предсказание (1) в обоих случаях совпадает, здесь мы не можем различить научную и антиэволюционистскую модели по их следствиям. Однако в предсказаниях (2) и (3) появляются очевидные различия. Как обычно, факты явно на стороне научной модели. Рассмотрим несколько характерных примеров.

Почему соотношение полов почти всегда 1:1?У подавляющего большинства раздельнополых животных поддерживается соотношение полов, очень близкое к 1:1. Это вполне рационально для моногамных видов, у которых образуются устойчивые брачные пары и самцы участвуют в заботе о потомстве вместе с самками. Однако моногамия — весьма редкое явление в животном мире. Гораздо больше существует видов, у которых о потомстве заботятся только самки, а роль самца ограничивается спариванием. Например, самцы павлинов тратят кучу энергии на отращивание своих прекрасных хвостов, едят пищу, которая пригодилась бы самкам и птенцам, короче говоря, только зря топчут землю и занимают жизненное пространство. Животноводам прекрасно известно, что на большое стадо коров вполне достаточно одного быка, всех остальных самцов можно смело пускать на мясо. Никакого вырождения породы от этого не происходит — скорее наоборот. В природе у стадных копытных самцы могут быть полезны для коллективной обороны стада от хищников, но гораздо чаще самцы не делают и этого. Даже если рассмотреть виды, у которых от самцов есть какая-то польза, кроме производства спермы, все равно нет абсолютно никаких оснований полагать, что при любом образе жизни, способе питания, экологической обстановке и т. п. соотношение полов 1:1 является оптимальным для любого вида животных. Если бы соотношение полов определялось интересами вида, мы бы наверняка наблюдали разноесоотношение полов у разных видов. Однако мы за редчайшими исключениями везде наблюдаем одно и то же соотношение 1:1 — у моногамных и полигамных видов, у заботящихся о потомстве и у тех, кто бросает потомство на произвол судьбы, у хищников и их жертв, у тех, кто организует коллективную оборону от хищников, и тех, кто этого не делает, и т. д. Это совершенно непохоже на разумный дизайн и необъяснимо с позиций пользы для вида или биосферы. Эволюционная теория, напротив, дает четкое и красивое объяснение этому феномену. Дело в том, что равное соотношение полов является в подавляющем большинстве случаев единственной эволюционно стабильной стратегией( Evolutionarily stable strategy). Это значит, что только при таком соотношении полов никакая мутация, меняющая эта соотношение, не окажется выгодной для ее носителя. Рассмотрим воображаемую ситуацию, когда у некого вида самки рожают не 50 % детенышей мужского пола, а, скажем, только 20 %. Соответственно, в популяции на каждого самца будет приходиться 4 самки. Допустим, что это соотношение является оптимальным с точки зрения «интересов вида». Но такая ситуация эволюционно нестабильна, и вот почему. В нашей воображаемой популяции хоть самцов и меньше, чем самок, каждый детеныш все равно имеет только одну мать и только одного отца.Допустим, популяция состоит из 1000 особей, из них 200 самцов и 800 самок, и каждый год в популяции рождается 1000 детенышей. Тогда получается, что каждая самка оставит в среднем 1000/800=1.25 детенышей, а каждый самец — 1000/200=5 детенышей. Самцы размножаются в 4 раза эффективнее! Иными словами, в такой популяции быть самцом в 4 раза выгоднее, чем самкой. Теперь посмотрим, что произойдет, если в популяции появится мутантный аллель, носительницы которого рожают больше детенышей мужского пола, чем остальные самки — например, не по одному сыну на каждые четыре дочери, а по одному сыну на две дочери. Очевидно, что самка, несущая этот аллель, оставит больше внуков, чем прочие самки,и, следовательно, мутантный аллель начнет распространяться в популяции. Вскоре он неизбежно вытеснит конкурирующий (старый, «немутантный») аллель, заставляющий самок рожать детей в соотношении 1:4. В итоге соотношение полов в популяции изменится: теперь самцов будет не вчетверо, а только вдвое меньше, чем самок. Нетрудно увидеть, что подобные мутации будут до тех пор менять соотношение полов, пока оно не станет равным 1:1. Только при таком соотношении никакая новая мутация, меняющая число рождаемых мальчиков и девочек, уже не станет полезной для самки и не будет поддержана отбором.

Итак, в популяции установится соотношение полов 1:1, и никого не волнует, что вид в целом от этого только проиграет. Вид может в конце концов даже вымереть — что ж, тем хуже для него. «Межвидовой отбор» слишком медлителен и слаб, чтобы воспрепятствовать действию отбора на уровне аллелей в популяции. На самом деле виды не вымирают из-за неоптимального соотношения полов прежде всего потому, что это их общая проблема — они все в таком положении. Соотношение полов 1:1 — это почти неизбежный побочный эффект раздельнополости, следствие конкуренции между эгоистичными генами (особями), не имеющий отношения к благу вида или биосферы.

Упомянутые выше «редкие исключения» из общего правила только подтверждают его. Например, у некоторых насекомых (бабочек, мух, жуков) доля самцов в популяции может быть резко снижена из-за деятельности весьма любопытной паразитической бактерии вольбахии. Вольбахия живет внутри клеток насекомого-хозяина и не может передаваться горизонтально, т. е. заражать других насекомых. Вместо этого она передается вертикально, то есть наследуется, причем только по материнской линии. Она проникает из материнского организма в яйцеклетки, и таким образом передается потомству зараженной самки. В сперматозоид бактерия проникнуть не может — он слишком мал, и поэтому бактерии, живущие в самце, обречены погибнуть вместе с ним. С точки зрения бактерии, хозяева-самцы — это тупик, западня. Поэтому «эгоистичные интересы» вольбахии состоят в том, чтобы в популяции хозяев стало побольше самок и поменьше самцов. Вольбахия «научилась» достигать этой цели, избирательно убивая эмбрионы мужского пола. В результате в некоторых зараженных популяциях насекомых на сотню самок может приходиться всего 1–2 самца. Как ни странно, такие популяции, судя по всему, чувствуют себя отлично и вовсе не собираются вымирать. Некоторые эксперты предполагают, что эти популяции на самом деле выигрывают от того, что вольбахия помогает им поддерживать оптимальное соотношение полов. Сами насекомые не могут этого добиться из-за конфликта интересов своих «эгоистичных генов», но бактерия приходит на помощь (см. наш обзор: Бактерия вольбахия — повелитель мух).