Симона де Бовуар - Второй пол

Как-то Жюло привел девчонку, бедную служаночку, у которой не было даже башмаков на ногах. Пришлось купить ей полную экипировку на барахолке, а потом уж отправиться вместе работать. Она была очень миленькая, и, так как ко всему прочему любила женщин, мы быстро поладили. С ней я вспомнила все, чему меня когда-то научила медсестра в больнице. Мы часто веселились и вместо работы отправлялись в кино. Я была рада ей.

Очевидно, что подружка в данном случае выполняет ту же роль, что и сердечный друг для добропорядочной женщины, основное окружение которой тоже женщины: именно подружка приносит удовольствие, отношения с ней свободные, бескорыстные, они диктуются только взаимным желанием, взаимным притяжением; устав от мужчин, испытывая в силу этого к ним отвращение, а порою и просто желая отвлечься, проститутка ищет объятий другой женщины, чтобы расслабиться и получить удовольствие. Во всяком случае, в среде проституток вот такое взаимопонимание, быстро объединяющее женщин, намного более распространено, чем в любой другой среде. Оттого что отношения этих женщин с другой половиной человечества построены на коммерческой основе, оттого что общество относится к ним как к париям, проститутки между собой сохраняют прочную солидарность; они могут оказаться соперницами, могут ревновать друг друга, оскорблять, драться, наконец, но они крайне нуждаются друг в друге, чтобы построить свой «контрмир», где они обретают человеческое достоинство; и подружка – это их конфидент, особо доверенный, избранный свидетель их жизни; кто еще, кроме нее, может оценить наряд, прическу, все то, что предназначено для соблазна мужчин, с одной стороны, но что, с другой, имеет и самоценность, что вызывает зависть и восхищение у других женщин.

Что же касается отношений проститутки и клиентов, то существуют разные мнения на этот счет, да и случай на случай не приходится. Нередко утверждается, что для своего любимого она хранит особый поцелуй, одаривая им его уста, и особую нежность, что для нее нет никакого сравнения между объятиями по любви и профессиональными объятиями. Свидетельства мужчин по этому поводу вызывают сомнения, поскольку их тщеславие стимулирует самообман и они с готовностью дают себя провести с помощью разыгрываемых комедий, якобы погружающих их в стихию наслаждений. Действительно, поведение и состояние проститутки меняются в зависимости от обстоятельств, от того, работает ли она, так сказать, на «конвейере», что физически изнуряет, или у нее короткий визит клиента, или «рабочая ночь», или свидание с хорошо знакомым клиентом, отношения с которым стали привычными. Мария-Тереза занималась своим ремеслом, как правило не вкладывая в это никаких чувств, безучастно, безразлично, однако и в ее памяти сохранилось несколько блаженных ночей, принесших ей наслаждение; у нее были «любовники», и, собственно, они были у всех ее товарок; бывает, что проститутка отказывается брать деньги с клиента, если он ей очень понравился, а то и помогает ему, окажись он в затруднительном положении. А в общем, проститутка работает бесстрастно, холодно. Некоторые из них к большинству своих клиентов относятся не просто с безразличием, а еще и с примесью презрения. «О! До какой же степени все мужчины придурки! Женщина может чем угодно забить им голову!» – пишет Мария-Тереза. Все же многие из них испытывают обиду и отвращение к мужчинам; их испорченность им омерзительна. То ли потому, что в бордель мужчины идут, дабы дать выход своим порокам, в которых они не осмеливаются признаться ни женам, ни любовницам, то ли сам бордель возбуждает, стимулирует развращенность, только большинство мужчин требуют от проститутки «фантазий». Мария-Тереза жаловалась, в частности, на французов, проявлявших ненасытность, неутомимость и чрезмерно богатое воображение. Женщины, попавшие на лечение к доктору Бизару, признавались, что «все мужчины в той или иной степени порочны». Одна из моих подруг много раз беседовала с молоденькой проституткой, лежавшей на излечении в больнице Божон; это была умненькая девушка, в свое время она работала прислугой, потом жила с сутенером, которого обожала. Она говорила: « Все мужчины порочны, кроме моего. За то его и люблю. Если я когда-нибудь обнаружу у него порок, я его брошу. Когда клиент приходит впервые, он еще не осмеливается, ведет себя нормально, но, когда он приходит в следующий раз, он уже начинает требовать всяких штучек… Вы говорите, что ваш муж не испорчен, – увидите еще. Все они испорчены». Испорченность, развращенность мужчин породили у нее ненависть к ним. Другая моя подруга в 1943 году в Френе тоже познакомилась с проституткой и даже подружилась с ней. Эта проститутка уверяла, что 90 % ее клиентов развращены, порочны, около 50 % скрытые педерасты. Те из них, которые проявляли чрезмерное воображение, пугали ее. Один немецкий офицер требовал, чтобы она прогуливалась по комнате обнаженной с цветами в руках, имитируя расправленные крылья и изображая полет птицы; несмотря на обходительность и щедрость этого офицера, она, едва заметив его, сбегала. Марию-Терезу «фантазии» приводили в ужас, хотя ее сексуальный опыт намного превосходил простой коитус и чаще всего эти «фантазии» не требовали от нее большой затраты сил. Три проститутки, о которых шла речь выше, неординарны, они умны, восприимчивы, чувствительны. Они, без сомнения, отдавали себе отчет в том, что, как только их перестанет защищать рутина ремесла и как только клиент перейдет из разряда обыкновенного, типичного клиента и примет индивидуальный облик, они тут же станут жертвой чьей-то совести и свободного каприза, и речь уже будет идти не о простой купле-продаже. Впрочем, есть проститутки, специализирующиеся на «фантазиях», и оплачиваются они дороже. Во враждебном отношении проституток к клиентам проявляется еще и классовое чувство. Хелен Дейч пространно изложила историю некоей Анны, хорошенькой белокурой проститутки, по возрасту совсем ребенка, которая, будучи, как правило, нежной, милой, испытывала приступы бешенства при виде определенного типа мужчин. Она выросла в рабочей семье; отец пил, мать постоянно болела; это несчастное супружество привило ей ужас перед семейной жизнью, и она ни за что не соглашалась выйти замуж, хотя, несмотря на ее ремесло, ей неоднократно делали предложения. Местные парни ее совратили; ей нравилось ее занятие; но когда, заболев туберкулезом, она оказалась в больнице, у нее стала развиваться безумная ненависть к врачам; «респектабельные» мужчины ей были отвратительны; вежливость, сочувствие доктора для нее были непереносимы. «Что, мы не знаем, что ли, как с них легко слетает маска любезности, достоинства, самообладания и вместо этого появляется грубое животное?» – говорила она. В остальном же была уравновешенной, психически здоровой. Вот только сочинила историю про ребенка, который якобы воспитывался у кормилицы, а так не лгала. Умерла она от туберкулеза. Еще одна молоденькая проститутка, Джулия, которая с пятнадцати лет отдавалась всем встречавшимся с нею мальчишкам, любила только слабых, бедных, несчастных мужчин; с ними она была мила, нежна, а на остальных смотрела как на «диких животных, заслуживающих самого худшего обращения». (У нее был сильно выраженный комплекс на почве несостоявшегося материнства; слова «мать», «ребенок» и созвучные с ними вызывали у нее припадки неконтролируемой ярости.)