Десмонд Моррис - Голая обезьяна

Пожалуй, наиболее важным видом симбиоза явилось использование некоторых крупных видов млекопитающих в качестве вьючных животных. К ним относятся лошади, онагры (азиатские дикие ослы), ослы (африканские дикие ослы), крупный рогатый скот, включая буйволов и яков; северные олени, верблюды, ламы и слоны, которые активно эксплуатируются. В большинстве случаев их дикие виды «улучшались» путём селекции. Исключением явились онагр и слон. В качестве вьючного животного онагр использовался древними шумерами свыше четырёх тысяч лет назад, но стал ненужным с появлением более послушного животного — лошади. Хотя слон до сих пор используется как рабочее животное, он всегда представлял собой слишком большую проблему для животновода и никогда не применялся в качестве объекта селекции.

В следующую категорию одомашненных животных входит целый ряд видов, используемых как источник продовольствия. Таких животных не убивают, поэтому они не могут считаться жертвами. Они используются как бы частично: коров и коз доят, овец и альпак стригут, у кур и уток берут яйца, у пчёл — мёд, у шелкопряда — шёлковую нить.

Помимо этих важных категорий животных — помощников на охоте, уничтожителей грызунов, вьючных животных, поставщиков продуктов питания, — в симбиотические отношения с нашим видом вступили существа, которые выполняли своеобразную роль. Приручённый голубь использовался как почтальон. Удивительная способность этой птицы находить дорогу домой применялась в течение многих тысячелетий. Эта взаимосвязь стала настолько важной во время войн, что был разработан контрсимбиоз: стали обучать соколов перехватывать крылатых связистов. Совсем в другом контексте в течение многих лет селективно выращиваются сиамские боевые рыбы и петухи бойцовых пород. Учёные-медики широко используют в качестве подопытных животных морских свинок и белых крыс.

Вот каковы главные симбионты — животные, которые были вынуждены стать своего рода партнёрами нашей изобретательной расы. Их преимущество в том, что они перестали быть нашими врагами. Число таких симбионтов быстро растёт, успешно увеличивая количество обитателей нашей планеты. Но успех этот вполне заслуженный. Цена, которую они заплатили, — их эволюционная свобода. Они утратили свою генетическую независимость, и хотя их хорошо кормят и лелеют, животные эти стали объектами наших селекционных капризов.

В третью большую категорию животных, после жертв и симбионтов, входят наши конкуренты. Любой вид животного, который является нашим соперником в борьбе за пищу или пространство или мешает нам жить надлежащим образом, беспощадно уничтожается. Перечислять такие виды не имеет смысла. Фактически любое животное, которое не годится в пищу или бесполезно как симбионт, подвергается нападению и ликвидируется. Процесс этот продолжается в настоящее время во всех частях света. Когда речь идёт о второстепенных конкурентах, то борьба с ними ведётся не систематически, зато у серьёзных соперников шансов выжить мало. В прошлом наши ближайшие родственники-приматы представляли собой самых опасных соперников, поэтому не случайно, что мы оказались единственными из нашего семейства, кто уцелел. Другими нашими серьёзными конкурентами были крупные плотоядные. Они также уничтожались в тех случаях, когда плотность человеческого населения увеличивалась выше определённого уровня. Например, в Европе почти не осталось крупных плотоядных, если не считать огромной кишащей массы голых обезьян.

Что касается четвёртой крупной категории — паразитов, — то их перспективы на будущее ещё более мрачны. Здесь борьба становится ещё ожесточённее, и если мы можем оплакивать погибшего привлекательного на вид конкурента в борьбе за пищу, то никто и слезинки не прольёт из-за сократившегося количества блох. По мере развития медицинской науки опасность, которую представляют собой паразиты, сходит на нет. Но появляется новая угроза для всех других видов животных, так как с исчезновением паразитов и укреплением нашего здоровья население может увеличиться с ещё более поразительной быстротой, что подчёркивает необходимость устранения и менее опасных наших конкурентов.

Пятая категория — хищники — также должна исчезнуть. Мы никогда не являлись главным компонентом меню животных, и число представителей нашего рода, насколько нам известно, ни на одном этапе нашей истории никогда значительно не сокращалось из-за хищников. Такие крупные хищники, как большие кошки, дикие собаки, большие крокодилы, акулы и крупные хищные птицы время от времени лакомились человеческим мясом, но дни их явно сочтены. Забавно, что самый опасный для нас убийца (за исключением паразитов), ответственный за наибольшее число человеческих смертей, не может пожрать добытое мясо. Этот смертельный наш враг — ядовитые змеи, Как мы убедимся позднее, именно они стали наиболее ненавистными для нас представителями животного мира.

Эти пять категорий межвидовых отношений — жертва, симбионт, конкурент, паразит и хищник — существуют и среди других видов. По существу, мы в этом смысле не уникальны. Наши отношения заходят гораздо дальше, но это те же самые типы отношений. Как я уже отмечал ранее, их можно свалить в одну кучу и обозначить как «экономический подход к животным». Кроме того, мы выработали и такие подходы, как научный, эстетический и символический.

Научный и эстетический подходы представляют собой проявление нашей безудержной тяги к исследованиям. Любопытство заставляет нас изучать все природные явления, и поэтому животный мир, естественно, находится в центре нашего внимания. Для зоолога все животные одинаково интересны (во всяком случае, так должно быть). Для него не существует ни плохих, ни хороших видов. Он изучает всё ради них самих. Эстетический подход подразумевает, по сути, также исследование, но в иной системе координат. Здесь изучается огромное количество форм животных, их расцветки, модели поведения, перемещения; они рассматриваются исследователем как прекрасные создания, а не системы для анализа.

Символический подход — совсем иного рода. Тут не идёт речи ни об экономике, ни об исследованиях. Животные используются как воплощения понятий. Если тот или иной вид выглядит свирепым, то он становится военным символом. Если животное выглядит неуклюжим и милым, то становится символом детства. На самом ли деле оно свирепо или мило — не имеет особого значения. Его подлинная природа в данном контексте не изучается, поскольку подход не научный. «Милое» животное может быть оснащено целым арсеналом острых как бритва зубов и злобным, агрессивным характером. Но если эти его качества не бросаются в глаза, а милая внешность — бросается, то оно вполне приемлемо как идеальный символ детства. Нам не нужно, чтобы торжествовала справедливость, когда речь идёт о символическом животном; важно сделать вид, что она торжествует.