Альфред Берзин - Правда о советском китобойном промысле

Спиртного на советских флотилиях в свободной продаже никогда не было, хотя и «сухого закона» не было тоже. И моряки с поклоном шли к промтоварным ларькам.

Питание на всех советских флотилиях было соответствующим бытовым условиям: однообразные каши, сушеные картофель, лук, морковь и извечная полусгнившая капуста. Зато, в отличие от других советских судов, вдоволь можно было есть мясо, китовое, конечно. Оно было вкусным в разных видах – и в котлетах, и в отбивных. Из плавников усатых китов делали холодец. Для себя мы в «охотку» приготовляли китовые мозги, жарили семенники и варили почки от молодых китов. Можно было пожарить китовую печень, не уступающую по вкусовым качествам скотской. Но ее обязательно надо было предварительно очень хорошо отмочить в соленой морской воде, чтобы удалить витамин А, который содержится в печени китов в таких больших количествах, которые уже вредны для организма человека. Иногда я любил побаловаться строганиной (тонкие пластинки замороженного мяса) из сердца кита. А некоторые работники базы выпивали по кружке китового жира.

Китобаза «Алеут», будучи в своей основе грузовым пароходом, не была приспособлена для работы людей на палубах. Она «не отыгрывалась», как говорят моряки, на волне, а как утюг (очень меткое выражение моряков) врезалась в набегающие волны и всей массой принимала на себя многотонные массы воды, которые все сметали на своем пути.

Я был свидетелем, когда большая волна, перевалив через нос базы, понесла по палубе пласты мяса по тонне и больше, завернув в них одного из раздельщиков. Когда его товарищи, улучив момент, подбежали к этой горе мяса, прижатой к тому же к носовой надстройке, то увидели очень неприятную картину: из этой мясной горы торчала рука человека. К счастью, все окончилось благополучно: пласты мяса аккуратно растащили лебедками, а матроса бережно извлекли на белый свет. Он не пострадал.

Здесь можно вспомнить, что все раздельщики обладают не только прекрасным здоровьем, но и недюжинной силой, причем сами внешне ничем особенным не выделяясь. Как-то мы как зачарованные наблюдали за почти артистической работой двух раздельщиков, которые взмахом фленшерных ножей легко и даже изящно рассекали как бумагу толстые, до 20 сантиметров и более, пласты сала, делая в них почти метровые надрезы и загружая их в жироваренный котел. Однажды один из тяжеловесов из состава научной группы базы решил попробовать свои силы и попросил нож у раздельщика. Размахнувшись, он изо всей силы ударил по пласту сала, но нож, к его и нашему удивлению, вошел в пласт сала всего на 2—3 сантиметра.

Переоборудование флотилии «Алеут» для работы на жидком топливе позволило флотилии оторваться от берегов, и в 1957 году начался пелагический период ее промысла и продвижение на восток к Командорским и Алеутским островам. Китов разных видов было много, и часто часам к десяти уже передавалась команда: «Прекратить охоту!» Это означало, что китов уже добыто столько, сколько может обработать база. А может, и больше.

В те годы, как правило, с китов снималось только сало, а у кашалотов отделялась еще и голова. Мясо усатых китов использовалось лишь в очень небольшом количестве. Своих морозильных установок на «Алеуте» не было, а транспортные рефрижераторы, называемые китобоями для простоты и за сходство набора букв жирафами, не успевали морозить мясо и транспортировать его во Владивосток. Частично использовались кости китов для производства муки. Гигантские туши китов через слип выбрасывали в море. Эти огромные плавающие останки морских исполинов, называемые китобоями почему-то шашлыками, отмечали путь базы. Суда, следующие к флотилии, натыкались на эти останки и понимали, что вышли в район работы флотилии.

Хорошим ориентиром являлся также тяжелый, без преувеличения тошнотворный запах от переработки китов, который буквально повисал в воздухе и в безветренную погоду давал о себе знать задолго до появления китобойной базы на горизонте. Когда переходишь с судна на базу, то к горлу подступает тошнота и кажется, что к этому запаху никогда невозможно привыкнуть. Но проходит очень короткое время, буквально минуты (для разных людей это время может быть различным), и запах перестает ощущаться. Однако я знал научных сотрудников, которые так и не могли привыкнуть к этому зловонию, ежедневному, ежеминутному, от которого, как поется в песне, «не спрятаться, не скрыться». (Правда, в песне говорится про любовь.) Как влияет, вернее, влиял этот запах на организм человека (хорошо априори вряд ли), установить уже никому не удастся.

Анализируя материалы промысла, можно говорить, что даже тогда, когда китов было много, нарушения правил ведения промысла пусть относительно небольшие, но были. Хотя инспектор на базе при этом присутствовал и уже тогда нарушения не передавались в IWC. Вообще, советская национальная инспекция по китобойному промыслу заслуживает того, чтобы на ней и ее работе остановиться отдельно.

Советский Союз в лице президиума Верховного Совета 15 июля 1948 года ратифицировал Международную конвенцию по регулированию китобойного промысла, основополагающего документа, оговаривающего все правила ведения китобойного промысла. Между тем можно утверждать, что все годы ведения промысла до 1972 года, когда была введена Международная инспекция по китобойному делу, советские китобои с благословения руководящих органов никогда и ни по одному пункту не выполняли правил ведения промысла, предусмотренных конвенцией.

Так, китобои «Алеута» даже при обилии китов не упускали случая добыть гладкого кита. Мне довелось присутствовать при разделке одного из этих гигантов. Это была, конечно, махина. Ему надо было обрубить грудные плавники, чтобы он прошел через слип. Все киты – чудо природы, но это было чудо из чудес.

В более высоких широтах Берингова моря китобои в первые годы ведения промысла не задумываясь добывали серых китов, которые так же, как и гладкие, еще с 1946 года были запрещены для промысла. И все это при наличии на борту китобазы инспектора по китобойному промыслу.

Контингент национальных инспекторов был самым разношерстным, но в основном это были кадры далеко не из лучших. Это могли быть или проштрафившиеся капитаны китобойных и зверобойных судов, или несостоявшиеся научные работники, ну и, естественно, сотрудники рыбоохранных организаций. А, например, на «Алеуте», когда я проводил исследования, инспектором работал, вернее, числился бывший милиционер, который вряд ли даже подозревал о существовании международных правил, а может, и вообще каких-либо правил ведения китобойного промысла.