Владимир Эфроимсон - Генетика гениальности

Может возникнуть сомнение – а как же «легкомысленный гений»? Откуда же этот титул – «гуляка праздный» – у Моцарта? Надо признать, что при ближайшем рассмотрении оказалось: Моцарт в действительности при необычайно раннем начале творчества был этим творчеством одержим. Но он творил непрерывно и беспрестанно, всегда и везде, и во время прогулок, и в частых длительных поездках.

Нет ли внутреннего противоречия в ожидании повышения частоты появления гениев? Если за всю историю человечества было всего около 400 гениев, то как же можно рассчитывать на такое чудо, как их дополнительное появление, или в 10–100 раз более частое появление замечательных талантов? Закономерный вопрос.

Поэтому сразу же необходимо сказать, что существуют две гигантские пропасти, и лежат они на одной и той же тропе. Во-первых, пропасть между гениями (и замечательными талантами) потенциальными, рождающимися и – гениями развивающимися. Во-вторых, не менее глубокая пропасть между гениями развившимися и – гениями реализовавшимися.

Что касается частоты появления (рождения) гениев, то рассмотрим одну простую выкладку. Подобно тому, как нет ни малейшего основания считать одну расу или нацию превосходящей другие расы или нации в отношении наследственной одаренности, нет никаких оснований считать, что какие-либо нации в прошлом, в Древние или в Средние века превосходили нынешние в плане той же наследственной одаренности.

Приходится обратить внимание на то, что гении и замечательные таланты почти всегда появлялись вспышками, группами, но именно в те периоды, когда им предоставлялись оптимальные возможности развития и реализации. Одной из таких оптимальных эпох был век знаменитого полководца Кимона и историка Фукидида – «золотой век» Афин эпохи Перикла. У Перикла за столом собирались гении мирового ранга: Анаксагор, Зенон, Протагор, Софокл, Сократ, Платон, Фидий – почти все они были коренными гражданами Афин, свободное население которых едва ли превышало 100 000 человек. Бертран Рассел в «Истории западной философии» указывает, что в Афинах в период расцвета, около 430 г. до н. э., насчитывалось около 230 000 человек населения, включая рабов, а окружающая территория сельской Аттики, вероятно, имела значительно меньшее число обитателей.

Если принять во внимание, что творчество музыкальных гениев Древней Греции не дошло до нас и что гении естественно-научные, математические и технические не могли ни развиться, ни реализоваться, поскольку почитались только полководцы, политики, ораторы, драматурги, философы и скульпторы, то ясно, что и в ту эпоху в Афинах могла развиться и реализоваться едва ли десятая доля свободнорожденных потенциальных гениев. В Афинах вовсе не собирались величайшие умы эллинского мира. Афинское гражданство давалось нелегко, только уроженцы города и дети от брака афинянина с афинянкой получали это гражданство, дети от брака афинянина с неафинянкой не считались гражданами Афин. Гении «круга Перикла» сформировались на месте, в результате социальной преемственности, общения друг с другом, благодаря тому, что понимание и «спрос» их творчество встречало не только в кругу ценителей, но и со стороны народа.

Никакие генетические данные не позволяют появиться даже мысли о том, что афиняне наследственно превосходили окружающие их тогда или современные народы. Секрет «вспышки гениальности» целиком и полностью заключался именно в стимулирующей среде. Но если такая «вспышка» произошла однажды, следовательно, она воспроизводима! Более того, сегодня вспышки гениев давали бы в десятки раз большее число имен, поскольку в сотни раз расширился спектр дарований, которые требуются современному обществу.

Имеется немало других примеров, когда весьма малочисленная прослойка, имеющая, однако, возможности развития и реализации своих дарований, а зачастую так или иначе узурпировавшая эти максимальные возможности, выделяла по сравнению с другими прослойками очень много исключительно одаренных людей. Так произошло в Англии в эпоху Елизаветы, когда быстро выделилось множество талантливейших людей, начиная с династии Сесилей – Берли и Бэконов, кончая Дрейком, Ралеем, Уолсингемом, Марлоу и Шекспиром. Так было во Франции в период энциклопедистов, революции и Наполеоновских войн.

Эпоха Ренессанса стала временем массового устремления к культуре, знаниям, искусству. Эта была эпоха массового спроса на живопись не только со стороны меценатов, но и со стороны «толпы», народного зрителя. Во множестве мастерских одаренные ученики, соревнуясь, обсуждая, критикуя, учась, создавали ту «микроноосферу», ту циркуляцию идей, ту «критическую массу», при которой начинается цепная реакция творчества. Просто невозможно дать сколько-нибудь обоснованное представление о численности тех слоев населения, из которых выходили художники, поэты, мыслители, выдающиеся папы римские и кондотьеры. Это была эпоха гигантских социальных перемен, взламывания барьеров, преодоления средневекового уклада…

Но в истории, вероятно, трудно найти какую-либо эпоху взламывания кастовых, классовых и иных ограничений, которая не сопровождалась бы появлением множества талантливейших людей в самых разных областях. Хотя, конечно, и в промежутках между такими освобождающими пути развития и реализации социальными сдвигами то тут, то там возникают «микроноосферы с критическими массами».

Карл Великий специально рассылал людей во все концы своей империи, чтобы они выискивали даровитых юношей. Результат – Каролингское возрождение.

В Царскосельский лицей отобрали способных мальчиков, дали им возможность развиваться с хорошими видами на последующую реализацию – и возникло то, что мы называем теперь «эффект лицея».

Термин «дворянский период русской литературы» давно вошел в официальное употребление. Но, прослеживая судьбу деятелей этого периода, мы видим, что почти все они были, что называется, если не с детства, то с юности «знакомы домами». Как это определяло цели, ценности, направленность усилий, можно только с трудом представить, несмотря на все работы пушкинистов и других историков литературы. Необычайно высокая частота замечательных талантов и гениев в тех немногих родах, представители которых и создали этот период, объясняется, разумеется, прежде всего тем, что у членов этих родов, как правило, были очень хорошие возможности для самореализации.

Может быть, преждевременно и нецелесообразно вводить термин вроде «эпоха купеческого меценатства», но, пожалуй, трудно себе представить развитие русской живописи, скульптуры, музыки и театра без Алексеева (Станиславского), без Третьякова, Щукина, Морозова, без Абрамцевского кружка (вокруг Мамонтова в Абрамцеве собираются Врубель, Серов, Васнецов, Шаляпин, Чехов, Левитан). А ведь эти «купцы-меценаты» зачастую были соседями, были тоже «знакомы домами».