Александр Белов - Антропологический детектив. Боги, люди, обезьяны...

Попытки понять, что же из себя представляет творческий процесс, предпринимались еще в глубокой древности, по крайней мере, в обозримый нами период человеческой истории. Высказывания на этот счет известных людей стали достоянием печатного слова. Вопреки распространенному мнению, подсознанием первый заинтересовался не Фрейд, а Сократ, который информировал своих друзей, что те или иные мысли ему внушает его личный демон, порой увещевая и упрашивая, а порой требуя, поступить так или иначе. Философ Э. Кант писал, что сфера неосознанных нами в должной степени представлений беспредельна, а «на великой карте нашей души освещены лишь некоторые пункты». Весь процесс творчества он связывал с подсознанием, отводя минимальную роль в этом процессе рассудку. Подсознание же он называл «акушеркой мыслей». Немецкий психолог В. Бунд сравнивал подсознание с неким мистическим существом, которое неустанно трудится внутри нас, а плоды трудов своих бросает к нашим ногам. Не отставали в придании творчеству черт мистического процесса и деятели искусства. Так, П. И. Чайковский сообщал Н. фон Мек: «…Я сочиняю всегда, каждую минуту дня и при любой обстановке… иногда я с любопытством наблюдаю за той непрерывной работой, которая сама собой, независимо от предмета разговора, который я веду, от людей, с которыми нахожусь, присходит в этой области головы моей, которая отдана музыке…» Выдающийся математик А. Пуанкаре говорил о том, что только тот способен к математическому творчеству, кто умеет различать и отбирать из всего многообразия возможных вариантов тот единственный, который только и необходим. Чтобы перебрать все варианты решений, никакой жизни не хватит. «…Идеи теснились в моей голове, — пишет он, — я чувствовал, как они сталкивались, и вот две из них, соединившись, образовали устойчивую комбинацию. Эта полезная комбинация явилась к сознанию во всем блеске озарения, ожидая, что сознание, оценив ее по достоинству, не замедлит воскликнуть: „Эврика!“».

В начале XX века ученые, чтоб как-то объяснить феномен интуитивной догадки в процессе творческого мышления, привлекали для этого «теорию отдыха». Они часто цитировали Гельмгольца, который рассказывал, что «хорошие» идеи приходят к нему не за письменным столом и не в минуты напряженного поиска, не тогда, когда он устал, а во время неспешной прогулки на свежем воздухе. Ну, конечно, говорили ученые, мозг устал от работы, а стоит ему отдохнуть, и он придумает что-то хорошее. Однако творческий опыт многих выдающихся людей свидетельствует как раз об обратном. Высочайшего взлета их гений достигал, когда человек полностью и без остатка был предан творчеству и работал, не замечая времени и не жалея сил. Говорят, счастливые часов не наблюдают. Все это с успехом может относиться и к двум половинкам одного большого «Я», слившимся в творческом экстазе в одно нераздельное существо. Да, в такие минуты человек бывает по-настоящему счастлив. Ни время, ни окружающие люди для такого человека не имеют ровно никакого значения. Он счастлив лишь внутренним увлечением двух его «Я», их порывом и устремлением друг к другу. Такой человек обуреваем жаждой творчества. Вспомните хотя бы пушкинскую болдинскую осень или Менделеева, самозабвенно работающего над созданием своей таблицы. Хорошо известно, что Менделеев в своей работе неоднократно искал помощи у подсознания. После открытия своего закона он составил таблицу, но элементы расположил неудачно, не в порядке возрастания атомного веса, а в порядке его убывания. Утомленный дневными трудами, он лег спать и увидел во сне свою таблицу, в которой все элементы расставлены как нужно. «Сикстинская мадонна» явилась молодому Рафаэлю во сне, после бесплодных и изнурительных попыток нарисовать Божью Матерь. А ведь Рафаэль был превосходным рисовальщиком! Тоже во сне немецкому химику Ф. А. Кекуле приснилась структурная формула кольца бензола в виде сцепившихся лапами и хвостами обезьян, а позже, в виде огненного дракона, пожирающего свой собственный хвост. Академику А. Б. Мигдалу его сны «выдали» другую идею. До этого он безуспешно решал задачу о вылете электронов из атома при ядерных столкновениях. Во сне он увидел цирковую наездницу, которая скачет по арене с букетом цветов. Внезапно конь под ней останавливается, и цветы летят в публику. Мигдалу осталось только перевести эту идею на язык квантовой механики. Хорошо известны и пушкинские строки, как нельзя лучше иллюстрирующие процесс творчества:

Французский ученый Ж. Адамар разослал многим ученым анкету, в которой просил сообщить, как они мыслят. Сам Адамар начинал мыслить цветными пятнами неопределенной формы, это позволяло ему охватить единым взглядом все элементы рассуждения, ничего не упустив. Он вспоминал при этом утверждение скульптора Родена, что необходимо держать в голове всю идею замысла, тогда можно работать над деталями, полностью сосредоточившись на них. Любопытно и наблюдение многих ораторов, анализирующих процесс творчества. Они утверждают, что не готовят свои речи, нужные слова приходят к ним во время выступления.

Все эти свидетельства выдающихся людей о природе творчества недвусмысленно показывают, что нельзя сесть к столу с твердым желанием создать что-то стоящее. Идея рождается свыше, и надо быть готовым, чтобы разглядеть ее и воспользоваться ею. По крайней мере, что вполне объяснимо, творческий процесс возможен только тогда, когда взаимодействует наше сознание с нашим подсознанием. «Однокамерный» разум вряд ли способен увидеть нечто хорошее из всего обилия возможных вариантов. Мистики Востока рассматривали человеческое «Я» как состоящее из двух частей — инь и ян. Взаимодействие этих двух частей, заключенных в одном организме, и дарует человеку счастье в творчестве, в быту и в жизни.

Современное общество называют левополушарным. И действительно, нам с детства вдалбливают, что надо делать, а что не надо делать ни при каких обстоятельствах — «что такое хорошо, а что такое плохо». Все эти инструкции и руководства к действию складируются в левом, логическом полушарии, и оно, повзрослев, берёт на себя функцию внутреннего цензора и оценщика. К любому движению души оно прикладывает шаблон, выработанный многими поколениями наших предков. Нельзя сказать, что это плохо, но как это мешает творчеству! Левое буквально не дает правому и слова вставить, может быть, поэтому оно такое бессловесное. Ведь по способности к овладению речью правое ничуть не хуже своего левого собрата. Об этом свидетельствует нормальная речь детей, в детстве лишившихся левого полушария из-за болезни, или речь левшей, у которых центр речи находится в правом полушарии. Наш мозг — это комплексная двуединая система, и никакого «перекоса» он не терпит. Та же речь формируется при активном участии правого полушария. Левое лишь обрабатывает ее, шлифует и «переводит» на общепринятый язык. Одному левому полушарию с такой работой справиться гораздо сложнее. Диалог между полушариями происходит всегда, даже тогда, когда кажется, что две личности, «сидящие» в человеке, отказываются понимать друг друга.