Игорь Акимушкин - Первопоселенцы суши

Если случится, что пруд или канава знойным летом высохнет, серебрянки, которые в нем пиратствовали, подождут дождей, замуровав себя в плотные шелковые пакеты. По своей воле, кроме как в раннем детстве, они водных просторов не покидают. Только чтобы на воздухе закусить, если дом ещё не готов, вылезают из воды, или чтобы обсохнуть, если долго мокли в пруду и водоупорная смазка свою силу потеряла. Как ни ловок в воде паук-водолаз, он все-таки дитя суши и, весь промокнув, может утонуть!

Приходит зима, но серебрянки и тут со своим возлюбленным прудом не расстаются. Лишь поглубже на дно опускаются и плетут там водолазные колокола попрочнее. Натаскав в них побольше воздуха, вход запирают плотной паутиной и так сидят до весны в заключении. Самцы аргиронеты иногда забираются в пустые раковины прудовых улиток и, заткнув вход шелком, в них зимуют — при температуре, как известно, положительной.

Дело в том, что у воды среди многих ее удивительных качеств есть одно редкое свойство, которое к зимовке наших пауков имеет прямое отношение. Все вещества от холода сжимаются. И вода тоже. Но… В этом „но“ все дело. Сжимается, сжимается, пока температура падает, но при четырех градусах тепла наступает предел. Тут вода снова вдруг начинает расширяться, хотя температура и понижается. Поэтому четырехградусная вода самая плотная и тяжелая. Она опускается на дно пруда и всю зиму там лежит. А поверх четырехградусных ложатся более холодные слои воды: ведь их плотность, а следовательно, и вес меньше. Вот почему зимой на дне пруда или реки сравнительно тепло.

Этот поразительный каприз воды спасает жизнь всем пресноводным животным, зимующим в наших реках, прудах и озерах. И водяным паукам тоже.

Сенокосцев вы знаете: ногами-ходулями ловко маневрируя, бегают они по крапиве, по стенам домов и сараев. Тельце у „паука“ крохотное, а гротескные ноги сконструированы будто в пароксизме гигантомании. Сидит, от всех частоколом ног отгородился — они его, как верные телохранители, окружили. Ухватить „паука“ только и можно что за ноги. Но они ломкие! Лишь одной коснетесь, да так с ней и останетесь. Сама отвалится. Но и в одиночестве живет: сгибается и разгибается, врага к себе приманивает — „коси-коси-ножка“ получилась! А „паук“ недолго думая убежал, спрятался. Ногами его природа не обидела — ещё семь в запасе, целая обойма коси-коси-ног. И с любой из них сенокосец расстается легко, без сожаления — только бы самого не съели! А нога — уж ладно: не в ней смысл жизни. Оттого сенокосцы с недостачей ног чаще попадаются, чем с полным их комплектом.

Но знаменитый сенокосец пауком только называется: на самом деле он не паук, а только паукообразный из семейства фалангерид [90] Pholcus phalangioides из семейства Pholcidae . Эта достойная сожаления путаница с сенокосцами и фалангами осложнена ещё тем, что фалангами называют часто среднеазиатских и кавказских сольпуг — тоже паукообразных (отряд Solifuga ). . У него (присмотритесь и увидите) брюшко членистое, без талии, а хелицеры, как клещи у рака. И паутины сенокосец никогда не плетет. Так что пауком только обиходно его можно именовать.

Но до чего же, однако, похожи на сенокосцев некоторые истинные пауки! Тот же частокол ног-ходуль, та же плата за страх ногами, в жертву принесенными.

Паук-долгоножка, фолькус фаланговидный, — скромный и неназойливый квартирант домов там, где не очень холодно и нет центрального отопления, так как слишком сухой воздух для его яиц вреден. Где-нибудь в углу под крышей или потолком висит он часами, словно неживой, на редких, тончайших, невидимых, в беспорядке сплетенных нитях паутинной решетки собственного производства. Ленив и будто бы даже нерасторопен. Но стоит комару или зловредной моли коснуться его сооружения, паук пробуждается от задумчивости и, неуклюже переставляя гротескные свои ноги, не спеша и с достоинством шествует, словно по воздуху, по незримой путанице нитей к добыче, к ним прилипшей. Еще издали, наглядно демонстрируя преимущество длинных конечностей, оплетает насекомое паутинными путами, набрасывая их с безопасной дистанции широко распростертыми ногами. Пока вторженца всего надежно не спутает, не укусит — не подойдет близко.

Но если кто незваный и большой в паутину влипнет, паук фолькус всеми ногами за нее уцепится и так раскачает, что почти невидимкой станет, а потрясенный интервент, теряя опору, с паутинной решетки свалится.

Фолькус за работой: пеленает добычу

Сей полезной деятельностью занимаясь, паук-долгоножка, как и многие его восьминогие соседи по потолку, месяцами не пьёт воды. Если крыша не течёт, то откуда ей там взяться? Но бывает, жаждой томясь, спускается с потолка на пол или подоконник — ищет, где бы напиться. Если удача его не оставит, жадно сосёт капельки обнаруженной влаги.

Поздно летом и даже в сентябре к длинноногой паучихе приходит на конечностях, ещё более долгих, неторопливый гость — паук из её роду-племени и, содрогаясь всем телом, скромно ждёт приглашения. Их свидание кратко: на другой день, исполнив свой долг, он удаляется. А она вскоре, когда наступят осенние холода, замрёт вниз головой и плотно прижавшись к стене. Так зимует. Весной пробуждается.

В мае-июне, а потом в июле-августе на следующий год паучиха носит в хелицерах круглую связку яиц. Они коконом не спеленуты, а только немногими нитями соединены в компактный тюк. Иногда ненадолго она свою связку подвесит на паутину, чтобы очередную моль съесть, и опять ношей обременяет свой рот. Паучата через две-три недели выведутся и повиснут на паутине без движения, „словно выстиранное бельё на верёвках“. Необычно для пауков здесь и то, что новорождённые бэби-фолькусы не линяют ни разу до того, как покинут окончательно скорлупки яиц.

Крохотный паучок, родом близкий к фолькусу, — физоциклюс Симона [91] Physocyclus simoni — длина его 2,5 миллиметра. Фолькус вчетверо крупнее. многим похож на длинноногого собрата, лишь брюшком кругловат. Связку яиц носит в хелицерах, в плотный кокон их не пеленает, а лежат они в нитяной сумке, словно яблоки в авоське.

Там, где потеплее, разные виды фолькусов живут в укромных местах и на лоне природы (например, в пещерах в Крыму, между камнями в Средней Азии). Но в странах прохладных — лишь в теплых человеческих домах.

Наше путешествие по хитросплетениям паутины близится к концу. У финиша нас ждут сети совсем особой, поразительной, прямо сказать, конструкции!

Где-нибудь у края дороги, на косогорах, у стен, в каменоломнях, садах и парках висят у самой земли беспорядочные переплетения нитей, а в центре их, в 10–15 сантиметрах над землей — широким горлом вниз узкая воронка. Сплетена она из плотного шелка и вся инкрустирована снаружи комочками земли, камешками, иглами елей, если поблизости есть ели. Но не это в паутинной конструкции поразительно, а крошечные, будто четки, клейкие капельки, нанизанные одна над другой на концах нитей, спущенных с переплетений до самой земли (к земле они чуть прикреплены, а вся длина четок — 5-10 миллиметров). Это капканы для муравьев!