Август Форель - Половой вопрос

Несмотря на его добрые намерения и все хорошее в его практической этике (напр., воспитание воли путем самообладания) я все же сожалею Ферстера и прямо предостерегаю от него. Он не считался с тем, что наука не допускает пристрастия, предрассудков и предпосылок. И ныне, в XX столетии, он трубит отступление к устарелой, полуварварской, источенной червями этике, которая плодами своими давно бы себя осудила, если бы люди не были бы так бесхарактерны и не поклонялись бы своим старым идолам.

Он ставит мне в укор мое желание, путем техники предохранение от зачатия, лишить человечество его последних благодетельных этапов, обвиняя в покровительстве распутству, утонченности и искания наслаждения. Здесь перед вами авторитетный принцип людей, наводящих других на определенную мысль, отказывающих всем в званиях и выставляющих себя единственными защитниками морали. Таким образом, признавали опасными и противными морали все открытия как книгопечатание, солнечную систему Коперника, железные дороги, телеграф и т.д. Конечно, все может быть использовано в худом смысле. Можно при помощи динамита разрушать поместья и жизни, а ножами убивать. Но следует ли из этого, что больше не должно применять динамита для прорытия туннелей и ножей при хирургических операциях? Скрывать средства для регулирования деторождения — это безумство, малодушие. Должно, наоборот, обучать человечество применять их для получения благоприятных результатов.

Среди критиков первого издания моей книги (Schmidts Jadrbucher der Medizin. 1905) умерший уже в настоящее время женоненавистник д-р Р. И. Мебиус, автор труда «Physiologischer Schwachsinn des Weibes», пишет между прочим:

«Можно иногда опасаться, например, благодаря покровительству Фореля интересам аболиционистов, когда он мечтает о „равноправии“ полов. Отдельные пункты здесь действительно заслуживают удивления, как например, психология полов: мужской интеллект больше; при различии чувств у полов они отличаются одинаковой силой; воля женщины сильнее (ибо она проявляется интенсивнее в хозяйстве)!»

Не считаясь с такою наивною мотивировкой, которую навязывает мне Мебиус в моем труде и которой на самом деле здесь нет, я не считаю нужным оправдываться перед этой «критикой» и в виде ответа привожу лишь поучительный случай, сообщения которого я обязан г. Юлиусу Ф. Эд. Вундзаму в Цюрихе, ручающемуся за верность его передачи. На этом случае можно проследить, какую внутреннюю ценность представляет собою наша современная половая мораль.

"Мой родственник, молодой австрийский морской офицер, вместе со своими приятелями, будучи в Тунисе, отправился в дом терпимости. Здесь одна девушка, едва увидев офицера, громко вскрикнула и убежала к себе, запершись на ключ и не желая выходить до тех пор, пока не убедилась в том, что вся компания эта ушла. Но молодой офицер, сильно заинтересованный, спрятался за портьерой и дождался прихода девушки в залу. Каково же было удивление моего родственника, когда он в этой девушке узнал дочь одного приличного господина из того города, из которого он сам был родом.

Застигнутая врасплох, девушка в слезах поведала офицеру свою горькую судьбу, взяв с него слово не раскрывать ее тайны.

По ее словам, она вступила в любовную связь с офицером, служившим в гарнизоне их города. Отдавшись ему и скоро почувствовав, что готовится быть матерью, она сообщила об этом своему возлюбленному, который, не задумываясь, перевелся в Триест! Родители узнали о состоянии дочери лишь значительно позже, когда скрывать уже больше не представлялось возможности.

Семья сурово отнеслась к несчастью дочери и выгнала ее на улицу. Бедная девушка отправилась в Триест, чтобы здесь найти защиту у своего соблазнителя. Но ее постигло жестокое разочарование. Офицер заявил ей, что не может ни жениться на ней, ни взять ее к себе, а предлагает лишь деньги, с тем, чтобы она избавила его от дальнейших «хлопот»! Она в презрении отказалась от предложенной суммы.

Не имея возможности вернуться домой и не располагая свободными средствами, девушка решила отправиться на поиски за местом. Но последние месяцы беременности не разрешили ей свободно располагать собою. Она обратилась к одной женщине, бывшей у них когда-то кухаркой и вышедшей замуж за трактирщика в Фиуме, с просьбой ее приютить в настоящем ее положении. У этой женщины она и поселилась, помогая ей по хозяйству и разрешившись преждевременно от беременности мертвым ребенком. Оставаться здесь больше не представлялось возможности. Какой-то агент, часто посещавший трактир, предложил ей устроить ее в немецкой семье в Генуе, где она предполагала изучить также французский и немецкий языки. Но эта «немецкая семья» оказалась публичным домом, откуда девушка впоследствии попала в Тунис.

Здесь она провела целый год, успев уже наполовину отупеть, начиная покоряться своей судьбе, так как все пути были пред нею закрыты. Отчаяние девушки, встретившей моего родственника и сразу перенесшейся в атмосферу бесследно для нее минувшего прошлого, не поддавалось описанию.

Он старался на нее воздействовать, предложив оказать помощь через местное консульство, но перспектива позора останавливала ее пред мыслью о возвращении домой.

Мой родственник обратился к соблазнившему ее офицеру с указанием на его долг, но не удостоился даже ответа. Он же без ее ведома выхлопотал для нее место бонны в Вене в одной знакомой семье. Он не сообщал, конечно, никаких подробностей, но писал лишь, что девушка эта жертва неудачной любви, брошенная своим соблазнителем, ушедшая из родного дома и нуждающаяся в заработках. Сообщить о том, как пала несчастная, он не решался, опасаясь натолкнуться на известные воззрения на этот счет со стороны буржуазной семьи. Да и самой девушке после этого было бы неудобно.

Девушка не соглашалась снова войти в круг порядочных людей после своего столь глубокого падения и переживала чрезвычайные страдания.

Но мой родственник не пожалел своих сил, чтобы постараться убедить ее в возможности исправления.

Были приняты все меры, чтобы хозяин не мог узнать истинной причины посещений офицера и желания его освободить девушку, так как в противном случае девушка увезена была бы в какой-нибудь другой дом терпимости.

Заплатив все причитавшееся за девушку в доме терпимости, офицер должен был пустить в ход угрозу, чтобы добиться ее освобождения.

Девушка встретила в Вене весьма радушный прием. Что же касается моего родственника, то он ее уже больше после этого не встречал.

Мой родственник на первых порах с ней переписывался довольно усердно, причем получал от нее благодарственные письма за выпавшую на ее долю спокойную, счастливую жизнь. Его знакомая, у которых помещена была девушка, тоже отзывалась о последней в самых лестных выражениях.