Эман Фридман - Приматы

Период древних и средних веков в истории приматологии — это действительно период самых примитивных, первоначальных сведений об обезьянах.

В истории человечества второй период приходится приблизительно на эпоху нового времени. Это время великих революций (в Голландии, Англии, Франции, Германии), сокрушивших феодализм и открывших дорогу новому, буржуазному строю. Для истории биологии это время резкого расширения и систематизации знаний (до конца XVIII в.) и затем — формирования основных биологических наук (первая половина XIX в.). Как считает советский историк науки Е. Г. Бобров, в середине XVIII в. шло становление зоологии как науки, к концу века было изучено примерно 18–20 тыс. видов животных, сделано много открытий. С другой стороны, именно в XVIII — начале XIX в. идет становление антропологии. В конце этого периода создается первое антропологическое общество во Франции (в 1859 г.). Частью же антропологии является приматология.

В XVIII в. настойчиво пробивает себе путь идея развития живой природы, идея трансформизма, которая затем, в XIX в., в трудах Ч. Дарвина завершилась гениальной теорией эволюции. Советский историк естествознания и философ С. Р. Микулинский пишет, что в последней четверти XVIII в. состояние биологии дошло до такого уровня, когда описания предметов и явлений стало явно недостаточно — необходимы были теоретические обобщения, ибо биология становилась наукой, вскрывающей законы развития природы. Призыв великого естествоиспытателя и в то же время главного апостола креационизма (теории неизменяемости, созданной богом природы) Жоржа Кювье «называть, описывать, классифицировать» исчерпал себя…

Прогресс, однако, не коснулся знаний о ближайших родственниках человека. В то время как в других разделах биологии стала ощущаться ограниченность метода простого описания животных, будущая приматология еще очень в этом методе нуждалась. Многие виды обезьян и полуобезьян были просто неизвестны науке. Век Французской революции был полон новых и смелых идей. Сходство обезьян с человеком стало «жгучим вопросом», волнующей темой XVIII в. Во второй половине века идея родства человека с обезьянами и даже их общего предка не только «витала в воздухе», но и открыто обсуждалась французскими просветителями (а несколько позже Жаном Ламарком). Но эта идея не могла быть подкреплена фактическими знаниями. Как справедливо пишет старейший советский антрополог Я. Я. Рогинский, причинами, препятствовавшими обоснованию этой идеи, являлись засилье церкви и очень плохое знание высших обезьян. Добавим, что второе было тесно связано с первым и что плохо знали в те времена не только антропоидов, но и низших обезьян и — еще меньше — полуобезьян. По мере развития науки — естествознания, биологии — церковные догмы не меньше, а все больше и все ожесточеннее оказывались в «оппозиции» по отношению к подлинным знаниям о приматах. Неудержимо накапливались убедительные данные по сходству обезьян с человеком, которое бросалось в глаза еще в древности, а теперь получало неопровержимое научное обоснование. Это дискредитировало библейскую версию о «божьем подобии» человека и, главное, о его «рукотворном» происхождении, подтачивало «незыблемые» каноны Библии и, значит, вело к яростному противодействию церковников, что не могло не сказаться на творчестве ученых, имевших отношение к приматам.

Вот и некоторый ответ на недоумение Гоппиуса: чем более биологически близкими оказывались антропоиды к людям, тем «менее благоразумия» проявлял человек при изучении высших обезьян!

В XVII в., а еще больше в XVIII и XIX вв. появляются публикации путешественников, моряков, дипломатов, купцов. В них охотно бывалые люди рассказывают и об обезьянах, которых встречали (а иногда о них только слышали) в заморских землях. Чего только нет в этих историях! Однако и крупицы истины нередко проблескивают в этом океане, выражаясь деликатно, своеобразной информации.

Некто Ричард Джобсон в 1623 г. опубликовал мемуары, в которых описывает павианов на воле, приправляя, конечно, рассказ долей «занимательности». Он сообщает, что павианы объединяются в стадо в три-четыре тыс. обезьян. Во время путешествий животные перемещаются строем во главе с крупными вожаками, из которых главный намного больше других — величиной со льва; далее следуют меньшие но размерам, но лидер всегда движется один, как командир (использовано именно это слово — «командир»). Самки переносят своих детенышей под животом. Если детенышей двое, один размещается на спине. С тыла их прикрывает большая компания очень крупных животных «как охрана от преследующего врага».

Здесь почти все совпадает с современными представлениями о павианах на воле, разве что размеры стада слишком велики. Одно из двух: либо с тех пор популяции павианов так поредели, что цифры Джобсона кажутся невероятными, либо у одного из первопроходцев Африки были пелады с арифметикой. Увидеть в наши дни тысячи павианов в одном стаде, вероятно, уже невозможно. Что же касается строительства этими обезьянами убежищ, о чем сообщает Джобсон, а также мнения, будто обезьяны являются расой людей и не говорят только потому, что не хотят трудиться (весьма расхожее, многовековое «подозрение», но только в отношении человекообразных обезьян!), то это, мягко говоря, несколько преувеличено… Во всяком случае — не соответствует современной действительности.

В 1559 г. англичанин Эндрю Баттель попал в плен к португальцам, после чего оказался в Анголе. На основании рассказов Баттеля некто Пурхас дважды (в 1613 и 1625 гг.) публиковал книги о приключениях пленного. Во второе издание был включен отрывок, имеющий большое историческое значение. В лесу «столько павианов, обезьян и попугаев», — писал автор, что человеку одному страшно путешествовать в нем. Здесь есть также два вида чудовищ, обычных для этих лесов и очень опасных. Самое большое из этих двух чудовищ называется «понго» на местном языке, а меньшее «энжеко».

Все, что излагается дальше (особенности внешнего вида, размеры тела, питание), дает основания думать, что Баттель видел обоих нынешних антропоидов Африки: шимпанзе и гориллу, которых на языке туземцев в Анголе называют созвучно упомянутым словам. Во всяком случае приматология впоследствии вывела из этой публикации наименование целого семейства ближайших к человеку высших обезьян — Pongidae (по современной номенклатуре), а также название одного из родов этого семейства, но, как ни странно, не африканского, а азиатского антропоида — орангутана (Pongo).

Первым подлинно научным, хотя и не во всем точным, как потом стало ясно, описанием человекообразного примата в Новое время было приложение к трактату по медицине знаменитого голландского анатома Николаса Тульпа (1641) об «индийском сатире» («Satirus Indicus он же Homo silvestris, он же Ourang-Outang», что в последних двух названиях означает «человек лесной»). В действительности Тульп описал вовсе не орангутана, а шимпанзе, на что указывают размеры и место отлова обезьяны (Африка). Тульп находил в строении этого существа ростом с трехлетнего мальчика много сходных черт с человеком и перечислил эти черты. Современные приматологи считают, что Тульп изучал карликового шимпанзе.