Владимир Водяницкий - Записки натуралиста

В течение месяца, пока идут карнавальные процессии, вся Гавана на улицах и на трибунах. Надо сказать, что те скромные отрывки кинохроники, посвященные кубинскому карнавалу, которые я после видел дома, ни в какой мере не передают его действительного характера.

Мне сообщили, что в одной из гостиниц Гаваны проживает приехавший из СССР директор Института земного магнетизма профессор Н. В. Пушков. Он болен и просил передать мне, что является моим учеником и хотел бы со мной повидаться. Пытаюсь припомнить, где и когда я с ним сталкивался. Отправляюсь к нему вместе с Н. Н. Горбуновой, которая живет в той же гостинице. Выясняется, что Н. В. Пушков был первым секретарем комсомольской организации в школе водников в Новороссийске, где я и Нина Васильевна преподавали естествознание более 40 лет назад. С комсомольской ячейкой у меня, действительно, был хороший контакт, но о секретаре я уже успел забыть.

Николай Васильевич вспоминает те времена, когда из Новороссийска бежали остатки белой армии и комсомольская организация вышла из подполья. Я видел перед собой большого ученого, уже пожилого и сейчас вдобавок больного человека, который говорил о своих комсомольских годах как о самом живом и незабываемом деле. Вот, что значит «комсомольцы двадцатых годов»!

Основные дела в Гаване мы закончили в течение одной недели, и я решил возвращаться домой. Е. М. Сузюмов пожелал остаться еще на неделю, чтобы посетить достопримечательные места Кубы. Я улетел один с наилучшими впечатлениями о людях и организациях, с которыми будет работать наша экспедиция.

Дома ждали дела. Прежде всего предстояло обеспечить отправку большого количества материалов и приборов. Все это нужно было заготовлять и оформлять через Управление снабжения Акад. наук СССР, и на это ушло несколько месяцев работы специальной группы людей. Пришлось также разрешить вопрос о сопровождении нашего судна «Академик А. Ковалевский» через Атлантический океан попутным теплоходом.

В середине лета кончился срок моих директорских полномочий. На общем собрании Академии состоялись мои перевыборы. Но я твердо решил, что они для меня последние: к следующим выборам мне уже будет 75 лет, и я обязан позаботиться о правильной замене.

Я предвидел, что в этом вопросе у меня могут возникнуть расхождения с руководством Украинской Академии наук — для этого имелся серьезный повод.

Дело в том, что в тот момент Отделение биологических наук с трудом воспринимало нашу основную установку: институт должен проводить прежде всего исследования по теоретическим основам гидробиологии. Он уже тогда являлся самым крупным в СССР морским биологическим учреждением, находящимся непосредственно у объекта исследований. Не только в СССР, а и во всех странах Средиземноморского бассейна не было института, который мог бы сравниться с нашим по кадрам и наличию лабораторий разного профиля.

При организации института в Киеве предполагали, что он должен стать своего рода разновидностью института рыбного хозяйства. Позднее представления о его задачах несколько расширились, но в принципе остались прежними. Считалось, что поощрения заслуживает лишь то, что быстро дает выгоду и непосредственное практическое приложение. В результате наши теоретические темы и работы основных лабораторий систематически оттеснялись на задний план. Новые штатные единицы предлагались нам лишь для лабораторий, деятельность которых больше всего отвечала духу практицизма. Аналогичным образом обстояло дело с нашей аспирантурой. Мы доказывали, что нельзя выращивать яблоки, подрубая основной ствол, но к этому в Отделении не прислушивались. Приходилось изворачиваться внутри института, чтобы поддержать общую правильную, на наш взгляд, структуру. Для этого мы сознательно и последовательно создавали в деятельности института разветвления практического характера, но Отделение стало постепенно проводить линию на замену ими основного тематического направления.

Это создавало опасность для нормального развития фундаментальных исследований: определенная часть сотрудников тяготилась необходимостью отдавать значительную часть времени и сил «классическим» широким методам исследования, связанным с трудоемкими работами, хотя такие сравнительно мало заметные описательные работы были совершенно неизбежны для освоения экспедиционных материалов и для проведения стационарных наблюдений режимного характера.

Сам по себе материал, с которым приходится иметь дело гидробиологу, — это растения, животные, бактерии. Их нужно определить, посчитать, установить распределение в водоеме, смену и т. д., т. е. провести огромную, по сути дела типовую полумеханическую работу, для которой необходимо много знать. Однако результаты и выводы получаются далеко не сразу и не всегда легко даются в руки — биологические процессы зависят от многих внешних причин, а также и от внутренних биологических цикличностей.

Есть тип ученых — описателей, которые в работах такого рода чувствуют себя вполне на месте и большего не требуют. Без них наука обойтись не может. Это зачастую скромные и добросовестные труженики, не претендующие ни на крупные обобщения и широкие горизонты, ни на большие научные посты и звания.

Противоположный тип — это молодой человек, только что окончивший университет, уверенный в том, что он предназначен для высоких материй и черновая работа для него не годится. Несомненно, некоторая часть таких людей действительно обладает способностью и подготовкой для серьезной самостоятельной работы, но нежелание покопаться в черновом материале для биолога зачастую бывает губительно и отчасти говорит о потворстве необоснованному зазнайству где-то еще во время учебы. Нам приходилось слышать заявления: «Мы не для того учились в Москве, чтобы быть лаборантами в Севастополе». Но потом оказывалось, что одни быстро из лаборантов добирались до кандидатской степени, а другие на десятки лет застревали на полпути. Одним словом, в науке нет проторенных путей.

Конечно, уровень подготовки в разных университетах далеко не одинаков, но реальные результаты работы зависят не только от этого. Мы видели многоречивых, многообещающих вундеркиндов, для которых оказалось характерным эффектное скольжение по поверхности вопросов с помощью немногих, на лету схваченных чужих идей, и наряду с этим основательную и действительно самостоятельную работу с плодотворными результатами гораздо более скромных сотрудников, для которых научная работа не способ блистать, а органическая потребность. Самое вредное дело — это потакание любимчикам, создание атмосферы любования вундеркиндством, иногда доходящего до заискивания перед предполагаемыми будущими светилами. Это, впрочем, свойственно только тем руководителям, у которых нет умения создавать свою научную школу и которые хватаются за многообещающих молодых людей, надеясь найти в них своих будущих благодарных учеников. Нельзя говорить о серьезной школе и там, где темы для диссертаций подбираются понадежнее и по трафаретной методике.