Эдвард Уилсон - Хозяева Земли

Эти духовные блага требуют подчинения воле Бога, или Его Сына-Искупителя, или и того и другого, или последнего избранника Божья Мухаммеда. Это очень просто. Нужно только смириться, склониться, повторить священные клятвы. И все же давайте задумаемся, к кому на самом деле обращено это почитание? К сущности, которая, возможно, не имеет постижимого человеческим сознанием смысла или даже вовсе не существует? Да, быть может, это почитание обращено к Богу. Но, может быть, это поклонение объединенному мифом племени. Если так, религиозную веру правильнее считать невидимой

РИС. 25-4. Изображения танцоров в мистических костюмах с головами животных. (А) Пещерная живопись палеолита, Труа-Фрер (Франция). (Б) Доисторическая живопись бушменов, Афваллингскоп (Южная Африка). (В, О Рисунки американских индейцев сиу. (Источник: R. Dale Guthrie, The Nature of Paleolithic Art [Chicago: University of Chicago Press, 2005].)

ловушкой, неизбежной в ходе биологической истории нашего вида. А если это так, то должны же быть способы найти духовное самовыражение без коленопреклонения и самоуничижения. Человечество достойно лучшего.

Мир искусств кажется нам богатым и безграничным, но каждое из них процежено через фильтры биологических каналов человеческого познания. Наш сенсорный мир, то есть то, что мы можем узнать о реальности за пределами нашего тела без помощи приборов, крайне беден. Наше зрение ограничено малой частью электромагнитного спектра, диапазон которого простирается от гамма-излучения до сверхнизких частот, используемых при некоторых особых формах коммуникации. Мы же видим лишь небольшой фрагмент в середине, так называемую «видимую часть спектра». Наш оптический аппарат делит этот доступный нам фрагмент на туманные полоски цветов. Сразу за фиолетовым цветом спектра идет ультрафиолетовое излучение; насекомые его воспринимают, а мы — нет. Мы слышим лишь некоторые из звуковых частот вокруг нас. Летучие мыши ориентируются при помощи ультразвука, частота которого слишком высока для нашего уха, а слоны общаются на слишком низких для нас частотах.

Слонорылы, обитающие в мутной воде тропических рек, ориентируются и общаются за счет электрических импульсов; эта сенсорная модальность, столь хорошо развитая у этих рыб, полностью отсутствует у людей. Мы не ощущаем ни магнитное поле Земли, по которому ориентируются некоторые перелетные птицы, ни поляризацию солнечного света, при помощи которой пчелы и в пасмурную погоду могут добраться от улья до медоносных растений и обратно.

Но самое слабое наше место — это убогое чувство вкуса и запаха. Более 99% живых существ, от микроорганизмов до зверей, ориентируются в окружающей среде при помощи химических сигналов. Они достигли вершин мастерства в общении посредством феромонов. Напротив, люди наряду с обезьянами и птицами относятся к тем редким формам жизни, которые в основном полагаются на зрение и слух и, соответственно, имеют недоразвитое обоняние и чувство вкуса. В этом отношении мы сущие идиоты по сравнению с гремучими змеями и собаками-ищейками. Слабые способности к хеморецепции нашли отражение в бедности нашего словарного запаса, что вынуждает нас в основном прибегать к сравнениям и метафорам. У этого вина тонкий букет, говорим мы, оно обладает насыщенным вкусом с фруктовыми нотками. Эти духи пахнут розой, или сосной, или землей после дождя.

По жизни, насыщенной химическими стимулами, мы бредем, спотыкаясь на каждом шагу, полагаясь на слух и зрение, которые возникли как адаптации к жизни на деревьях. Только наука и техника позволили человечеству проникнуть в огромные сенсорные миры других животных. Вооружившись специальными инструментами, мы смогли перевести их на понятный нам язык. Наука позволила нам мысленно добраться почти до самых границ Вселенной и вычислить время ее образования. Мы никогда не научимся ориентироваться по геомагнитному полю или петь на языке феромонов, но мы можем обогатить наш ограниченный сенсорный мирок информацией обо всех остальных способах восприятия.

Используя силу познания, в том числе и для изучения человеческой истории, мы также можем разгадать загадку происхождения эстетического чувства и проникнуть в суть его природы. Нейробиологические наблюдения, особенно измерения затухания альфа-волн энцефалограммы при восприятии абстрактных узоров, показали, что максимальный уровень активации в мозге вызывают такие узоры,

в которых примерно 20% элементов избыточны. Грубо говоря, это уровень сложности простого лабиринта, двух завитков логарифмической спирали или асимметричного креста. Возможно, это простое совпадение (хотя я так не думаю.), что примерно такая же степень сложности присутствует в большой части таких произведений искусства, как фризы, решетки, эмблемы, вензеля и флаги. Она же встречается в рельефах древнего Среднего Востока и Центральной Америки, а также в иероглифах и буквах современных азиатских языков. Такой уровень сложности отчасти характеризует то, что привлекает людей в первобытном искусстве, а также в современной абстрактной живописи и дизайне. Этот принцип может быть основан на том, что такой уровень сложности — это максимум, который мозг способен обработать за один прием (сравним это с общеизвестным фактом — бросив один взгляд, человек может точно сосчитать число предметов, если их не больше семи). Если картина более сложная, человек воспринимает ее при помощи такого физиологического механизма, как быстрое скачкообразное движение глаз, или же сознательно рассматривает фрагмент за фрагментом. Особенность живописных шедевров — то, что они направляют внимание зрителя от одной своей части к другой приятным, познавательным и волнующим воображение образом.

РИС. 26-1. Оптическая активация и визуальный дизайн. Из трех фигур, полученных при помощи компьютерной графики, центральная фигура — с промежуточным уровнем сложности — вызывает максимальную автоматическую активацию. (Основано на: Gerda Smets, Aesthetic Judgment and Arousal: An Experimental Contribution to Psycho-Aesthetics [Leuven, Belgium: Leuven University Press, 1973].)

РИС. 26-2. Естественная активация мозга сложностью японских иероглифов усиливается настроением, которое передается методами каллиграфии. Два иероглифа сверху — пример жирного, прямого, простого шрифта, применяющегося в газетных заголовках и при резьбе по камню. Иероглифы в нижней части рисунка — пример мягкого элегантного шрифта, широко использовавшегося вплоть до начала XX века. (Источник: Yirjiro Nakata, The Art of Japanese Calligraphy [New York: Weatherhill, 1973].)