Томас Метцингер - Туннель Эго

Эти находки наталкивают на мысль о том, что сновидение зависит от способности мозга интегрировать эмоциональные данные и данные от органов чувств, будучи активированным оффлайн. Но, конечно, это совсем не даёт ответа на первый вопрос. Кажется, что многие другие участки мозга равно ответственны за порождение сновидений. К примеру, в этот процесс должна быть вовлечена зрительная система и, конечно же, пациенты Солмса сообщали об исчезновении визуальных образов из своих сновидений в том случае, если инсульт повреждал затылочную кору. Предположительно, потеря сновидений — это пример того, что Норман Гешвинд назвал синдромом разъединения. Другими словами, повреждённые участки представляют собой церебральные перекрёстки которые, будучи повреждёнными, не позволяют остальным частям мозга взаимодействовать соответствующим образом. Важную роль ствола мозга этой техникой не раскрыть, так как достаточно большие для исчезновения сновидений повреждения этого участка являются фатальными или приводят организм в состояние растения без обратной связи.

Вот несколько проблем в контексте этого подхода к учению о сне. Первая заключается в том, что ответ на второй вопрос не поясняет вопрос первый. Возможно, к примеру, вообразить, что центры Брока и Вернике могут быть очень важны для фантазийного качества сновидения, однако, эта возможность не может быть проверена том случае, если пациент потерял способность сообщать о сновидениях! Более того, важно отметить, что все данные Солмса получены из сообщений о снах, которые не могут быть приравнены к собственно сновидению. На самом деле, большинство из нас не помнит или помнит незначительно мало из содержания сновидений.

В исследованиях Солмса и в ранних работах [Cristiano] Violani и [F.] Dorrichi и [M.J.] Farah и [M.S.] Greenberg, которые пришли к похожим выводам относительно теменной покрышки, не предпринималось ничего для того, чтобы записать сон пациента или разбудить его для отчёта относительно сновидения. Эти инструменты управления важны и им ещё предстоит быть примененными. Солмса и других можно поздравить с началом нейропсихологического изучения сна. Мы ожидаем извлечь больше знания из этого направления. На данный момент, всё, что мы можем сказать, это то, сновидение зависит от выборочной активации или деактивации множества участков мозга, включая те, которые, будучи повреждены, делают невозможными отчёты о снах.

Метцингер: Что, по твоему мнению, более всего похоже на эволюционную функцию сновидения и когда она впервые развилась?

Гобсон: Говоря об эволюции и функциональных преимуществах мозга, который умеет видеть сны, я придерживаюсь равно как консервативной, так и спекулятивной точек зрения. Консервативная позиция заключается в том, что нет свидетельств, что сновидения сами по себе служат какой либо цели вообще. То есть, ни осознанность во время сновидения, ни воспоминание об этой осознанности по пробуждению от сна не показывают себя сколь либо полезными. Я думаю, что мы должны серьёзно отнестись к предположению Оуэна Фланагана о том, что сновидения — это надстройка состояния сна. В своём пределе, аргумент утверждает: состояние сновидения — это эпифеномен, без которого могут равно обойтись и люди, и животные. Наиболее убедительный аргумент в пользу данной позиции — это практически полная амнезия относительно сознания в сновидении. Если бы припоминание сновидений было адаптивным, конечно же оно было бы более развито! Но даже отношение к сновидению, как к опыту сознания, не сводит на нет здоровый научный интерес относительно функциональной значимости владения мозгом, который может активировать себя во время сна. Такой мозг мог бы делать многие вещи. Среди них — уже известное улучшение заучивания движений, регуляция пищевых и тепловых калорий, а также укрепление иммунных функций. Мне не нужно быть осведомлённым об этих функциях, даже если они необходимы для моего выживания и моего репродуктивного успеха.

Вот мы и пришли в точку пересечения множества критических философских вопросов, включая привычную неразбериху относительно активности мозга и осведомлённости. Наша сознательная осведомлённость во время бодрствования — очевидное адаптивное преимущество, но не факт, что сознательная осведомлённость во время сна имеет такую же ценность. Может статься так, что адаптивным преимуществом является забывание содержимого сновидения. Даже допуская убеждение некоторых психотерапевтов о том, что сновидения — королевская дорога в бессознательное, мы можем спросить: «А кто хочет туда идти?». Те, кто хочет, вольны попробовать, но я сам не вижу адаптивного преимущества ни в воспоминании сновидений, ни в их интерпретации, хотя я сам уделяю внимание и тому, и другому, с большим удовольствием.

Согласно моей собственной специальной теории, сновидения сильно отличны от сознательной осведомлённости, которая может быть использована для лучшего понимания активности мозга, которая приводит к сознанию, будь то во сне или наяву. Как отмечали Джеральд Эдельман и Джулио Тонони, обширная таламокортикальная система производит сознание, будучи активированной. В состоянии бодрствования и во сне, эта система включается стволом мозга, но химическая модуляция, сопровождающая активацию, очень различна в двух состояниях. Вклад в другие структуры вроде лимбической системы, а также модулирующие системы ствола мозга, замечательны тем, что они «окрашивают» сознание, равно как и активируют его.

Люди и большинство других млекопитающих имеют мозги, которые могут самоактивизироваться во время сна, когда условия среды, такие как холод и тьма, не располагают к бодрствованию. Сама эта способность, а не знание о ней, значима для эволюционного успеха.

Метцингер: Что сегодня известно о манифестации цикла засыпания-пробуждения в филогенезе? Как это происходило у наших предков? И как эта манифестация связана с сознанием?

Гобсон: Ответ будет таков, что известно много! Без углубления в сложные детали, мы можем утверждать наверняка, что полностью развитый цикл засыпания-пробуждения с взаимно заменимыми фазами НБДГ- и БДГ-сна, является адаптацией, сохранённой у гомеотермических животных, а конкретно у млекопитающих и птиц, которая регулирует температуру их тела. Какова адаптивная связь между гомеотермией и сном? Опять-таки, ответ прост. Поддерживая температуру мозга постоянной несмотря на огромные скачки температуры в окружающей среде, гомеотермия гарантирует надёжное функционирование мозга в широком многообразии контекстов окружающей среды. Другими словами, температурный контроль и функционирование мозга тесно связаны, а сон оберегает эту связь.