Николай Курчанов - Поведение: эволюционный подход

Проблемы кризиса в психологии заполнили страницы научных и научно-популярных работ. Подробно причины и следствия этого кризиса были рассмотрены мною ранее (Курчанов Н. А., 2008).

Сейчас мне бы хотелось кратко остановиться на вопросе специальной терминологии, являющейся «родным» языком любой науки. В этом вопросе также следует обратить внимание на работы В. М. Аллахвердова, который особо подчеркивает терминологическую путаницу в психологии: « Привычной стала ситуация, когда сосуществуют сотни противоречащих друг другу определений одного и того же понятия » (Аллахвердов В. М., 2003).

С ним солидарен американский психолог (а до 1987 г. – также профессор Ленинградского университета) Л. М. Веккер (1918–2001), который особо подчеркивал, что за 150 лет существования научной психологии никто не смог дать однозначного определения психики (Веккер Л. М, 1998).

Долгие споры вокруг понятия психики невольно порождают вопрос – а нужен ли этот термин вообще? Где проходит граница между психикой и научением? Или одно входит в состав другого? Как разделить животный мир на «обладающих» и «не обладающих» психикой? Можно ли говорить о психике улитки, червя, медузы? Версия отдельного «ментального мира» открывает перспективы рассуждений о психике растений, бактерий и даже камней. Является ли мышление и сознание самостоятельными феноменами, или это искусственно вырванные характеристики единой психики? Как встроена в структуру психики память? Или она и есть сама психика?

В западной литературе психику часто понимают как синоним разума (mind), подразумевая под разумом сознание. Примерно так рассматривает психику и В. М. Аллахвердов, который предлагает отказаться от этого термина (Аллахвердов В. М., 1993). Автор указывает, что это типично для современной психологии: « Ключевые понятия „психика“ и „сознание“ разделены очень плохо. У многих авторов мы видим их явное или неявное отождествление » (Аллахвердов В. М., 2003).

В своих работах В. М. Аллахвердов активно и последовательно критикует традиционное выделение в психике самостоятельных процессов: ощущений, восприятий, мышления, воли, памяти, воображения и т. п. Поставив вопрос, «… осознают ли животные результат своих мыслительных операций », автор констатировал, что на него нельзя дать вразумительный ответ, при этом резонно отвергнув термин «допонятийное мышление» (Аллахвердов В. М., 2003). Значит, нельзя провести четкую границу между явлениями мышления и сознания. То же можно сказать и о памяти, которая принимает участие в работе всех когнитивных структур.

Действительно, принятая классификация психических процессов является примером эмпирической, а не естественной. Размытость границ отмеченных явлений показывает, что не стоит надеяться найти в их основе принципиально разные механизмы. Некоторые процессы (например, воля) представляют собой мифическую фикцию. Академик П. В. Симонов считал, что атрибуты воли полностью выражаются через понятия мотивации (Симонов П. В., 1987). Но можем ли мы быть уверены в том, что психика представляет собой единый процесс? Не подлежит сомнению, что именно раскрытие механизмов памяти позволит понять ее сущность.

Термин «психика» столь прочно вошел в лексикон, что от него нет необходимости отказываться, но понимать его в настоящий момент следует как метафору. Можно сказать, что этот термин дублирует понятие когнитивных процессов, которое хоть и «более научное», но не более определенное.

В. Вилюнас анализирует эту проблему, рассматривая когнитивные процессы как эволюционное развитие ориентировочных процессов. Однако автор справедливо отмечает, что поиск «инстанции», накапливающей прошлый опыт для реализации новых путей «… уводит в область спекулятивных построений ». Рассматривая психику как аппарат ситуативной регуляции целенаправленного поведения, В. Вилюнас отмечает «… несостоятельность всех попыток объяснить ее онтологическую природу », но выражает уверенность в несводимости психики к физиологическим процессам (Вилюнас В., 2006).

Среди объяснений возникновения психики в эволюции не потеряла своей актуальности версия И. М. Сеченова (1829–1905) о решающем значении способности к торможению, «освободившей» организм от однозначности реакции на раздражитель.

Огромное значение имеет решение проблемы места мышления и сознания в структуре психики. Даже те авторы, которые допускают наличие мышления у животных, обычно оставляют сознание исключительно человеку. К этому вопросу мы еще вернемся в следующей главе.

Не найдя ответа на вопросы относительно природы когнитивных процессов, психологи, тем не менее, активно принялись их измерять. Для этого в психологии изобрели такое понятие, как интеллект, и такой «инструмент», как тесты интеллекта. Но если мы не знаем, что измеряем, то получим как в сказке: найди то, не знаю что.

Известный психолог, ведущий российский специалист в области когнитивной психологии В. Н. Дружинин (1956–2001) так определил взаимосвязь понятий мышления и интеллекта: « Интеллект – это способность к мышлению » (Дружинин В. Н., 2002). Это определение можно принять за рабочую гипотезу, связывающую два понятия. Однако само понятие интеллекта настолько неоднозначное, что только осложняет проблему когнитивных функций. Многие вопросы (сколько атрибутов у интеллекта, сколько видов интеллекта и т. д.) являются темами дискуссий уже десятки лет.

Подавляющее большинство работ по исследованию интеллекта, проводимых почти на всем протяжении XX в., опирались на результаты тестов интеллекта. Первый такой тест был предложен в 1890 г. американским психологом Дж. Кеттелом (1860–1944), которого можно считать основателем тестологии. Методические и методологические подходы тестирования были сформулированы в 1900 г. немецким психологом В. Штерном (1871–1938) в книге «О психологии индивидуальных различий». Именно В. Штерн впервые ввел термины «дифференциальная психология» и «коэффициент интеллекта».

Широкое распространение тесты интеллекта получили благодаря деятельности французского психолога А. Бине (1857–1911). Особую популярность они приобрели в США. В 1920-е гг. США охватила настоящая эпидемия тестирования. Однако нескончаемый поток острых дискуссий снизил массовый интерес. Каких вопросов касались дискуссии? Множество работ посвящено анализу достоверности исследований, роли среды, образования, условий жизни и схожести этих условий при выявлении генетической составляющей. Суммируя эти работы, роль генетической составляющей интеллекта можно оценить примерно в 50 %, хотя у разных авторов диапазон оценки колеблется от 40 до 80 %. Но каждый раз в подобных исследованиях вставал вопрос: « А что же измеряют тесты? ».Какова связь тестов интеллекта с самим интеллектом?