Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть I

АФП III и АФГП отличаются по составу и структуре, они выявлены в различных систематических таксонах, однако сходная структура геновэтих АФП свидетельствует о наличии у рыб общего механизма организации участков геномов, отвечающих за приспособление к экстремальным условиям полярных ареалов (Deng et al., 2010).

То есть, это либо свидетельство прямого разумного дизайна, проявившее себя в организации сходнойструктуры генов при решении сходных«технических» задач в разныхбиологических таксонах. Либо у рыб имеется встроенный «автоматический решатель» подобных экологических проблем (тоже, видимо, «заботливо предоставленный производителем» ).

Да и вообще. Сегодня уже понятно, что многочисленные парадоксальные ситуации складываются постоянноне только при попытках проследить пути генетической эволюции рыб (или их белков), но и в любых других биологических таксонах. Это и есть та самая суровая реальность, которую выше я упомянул, но пока обещал игнорировать. А может быть, хватит уже игнорировать?

Ведь из простого перечисления установленных (к сегодняшнему дню) генетических конфликтов можно уже, наверное, составить целую книгу.

Прежде всего, это будет длинный перечень генетических фактов, которые резко конфликтуют с морфологическими фактами. Еще хуже получается, когда генетические исследования, проведенные по однимгенам, вступают в конфликт с результатами таких же генетических исследований, но проведенных по другимгенам этих же самых (!) организмов. То есть, генетические факты («доказывающие эволюцию»?) на самом деле, весьма часто противоречат: 1) друг другу, 2) общепринятым сценариям эволюционного происхождения биологических таксонов. [51] То есть, таким сценариям эволюции, которые были разработаны на основании сравнительно-морфологических, анатомических, физиологических, экологических и других характеристик тех или иных биологических групп. И до этого ни у кого не вызывали сомнений.

Для любопытствующих приведу типичный пример – резюме очередной научно-популярной заметки, с говорящим названием «Игуаны голосуют против молекулярной филогенетики» (Наймарк, 2012):

Одновременно опубликованы две работы, касающиеся филогении чешуйчатых (ящериц, змей, амфисбен и их родичей). Одна из них реконструирует молекулярнуюэволюцию ядерных генов, вторая – сравнивает морфологическиепризнаки вымерших и ныне живущих представителей. Два филогенетических дерева оказались принципиально несхожи. В особенности это касается игуан, имеющих множество примитивных черт, но оказавшихся на молекулярном дереве среди своих продвинутых четвероюродных кузин. Этот методологический конфликт пока не удается разрешить.

Это пример филогенетического конфликта на уровне разных биологических семейств. Но еще более интересны такие генетические конфликты, которые обнаруживаются на уровне биологических родов, и даже биологических видов. Такие примеры интересны потому, что на самых «мелких» уровнях таксономической иерархии эволюционные связи между живыми существами, казалось бы, должны быть видны наиболее отчетливо.

Действительно, если мы сравниваем между собой таксоны, далекие друг от друга, то здесь филогенетические взаимоотношения как бы «размываются». Становясь тем более неопределенными, чем выше ранг этих биологических таксонов. Ведь далекие биологические группы серьезно отличаются друг от друга по целому комплексу признаков (морфологических, анатомических, физиологических, экологических, биохимических). Одновременно, гены этих (далеких друг от друга) биологических групп тоже демонстрируют весьма серьезные различия в своих нуклеотидных последовательностях. В значительном числе случаев «родство» этих генов угадывается лишь на уровне самых консервативных отдельных участков. В то время как остальная (наибольшая) часть их нуклеотидных последовательностей – вообще не имеют между собой ничего общего. В этом случае становится не слишком понятно, считать ли это результатом глобального расхождения нуклеотидных последовательностей (от исходных генов «общего предка») в ходе очень долгой эволюции? Или же так и было задумано сразу – чтобы эти белки были разными у столь разных организмов? То есть, сила «генетических доказательств эволюции» в случае далеких биологических таксонов серьезно снижается (во всяком случае, в глазах критиков).

И совсем другое дело, когда мы наблюдаем весьма близкие нуклеотидные последовательности в близкихбиологических таксонах. Например, у разных биологических видовв рамках одного и того же рода. В этом случае становится, действительно, непонятно, зачемгены, почти идентичные друг другу и выполняющие у этих близких видов одинаковые функции, тем не менее, всё-таки немного различаются? Напрашивается мысль, что эти различия (между почти одинаковыми генами) не имеют никакого биологического смысла, а были приобретены просто случайно, в результате мутаций, накопленных за определенный период времени.

Но ведь мы наблюдаем, что между разными биологическими видами в пределах одного и того жерода – гены различаются меньше, чем между видами, принадлежащими к разнымродам (и тем более, к разным семействам). Именно этот факт, «помноженный» на постулат о чисто случайном(«накопительном») характере подобных различий – и приводит нас к выводу об имевшей место эволюции. Где разные биологические видыв рамках одного и того жерода имеют меньшеотличий (в почти одинаковых генах) потому, что эти биологические виды разделились от общего эволюционного предка сравнительно недавно (и поэтому успели накопить меньшеразличий в генах). А биологические виды из разныхбиологических родов имеют большеотличий (в сходных генах) потому, что они отделились от общего эволюционного предка раньше (и поэтому успели накопить большеразличий в соответствующих генах).

Таким образом (еще раз) свидетельства эволюции, «добытые» из геномов близких биологических видови родов, казалось бы, должны быть наиболее яркими. Тем не менее, филогенетические конфликты встречаются даже на этом уровне. Причем регулярно.

В качестве «легкой разминки», приведу двух разных сомиков из рода Prietella . На этот пример я натолкнулся чисто случайно, когда знакомился с таксономическим разнообразием пещерных животных.