Александр Невзоров - Происхождение личности и интеллекта человека

Это обстоятельство мало значит при произнесении одного краткого слога, но если учесть, что отчетливому произнесению простого слова, вроде слова «произнесение», способствует сложная синхронизированная работа четырнадцати мышц, напряжение-расслабление слизистых, выверенная микроактивация слюнных желез, тонкие дозировочные действия респираторной системы et cetera, то становится ясно, насколько сложна физиологоанатомическая комбинация, позволившая нам произнести это слово. (Хотя в данном случае дело не в ее сложности, а в ее продолжительности.)

Также рекомендую учесть, что для произнесения этого слова потребуется ПЯТЬ таких комбинаций. Естественно, все они существенно замедлят процесс передачи информации.

Повторяю, мы рассмотрели только ОДНО слово.

Целая фраза, вроде той, которую вы читаете сейчас, при ее бытовой декламации потребует не менее 46-50 сложных комбинаций, которые еще более существенно замедлят передачу смысла, вложенного мною в нее.

Стиль декламации, который мы бы означили как «сценический», т.е. предельно артикуляционно оснащенный, тщательно тембриро- ванный et cetera, потребовал бы не менее 75-90 комбинаций.

Та же фраза, произнесенная «про себя», прозвучит в десять (как минимум) раз быстрее, чем при бытовом декламировании.

Та же фраза в режиме ее аморфизации и компрессии будет молниеносна. Но для того, чтобы произнести данную фразу этим сверхскоростным и почти волшебным образом (освободив ее от гнета времени, налагаемого физиологическими и миологическими процессами устной речи и от самих законов построения речи), необходимо знать принятые в данном языке номинации всех вещей и понятий, которые употреблены в ней, и виртуозно ими распоряжаться.

Repeto, внешняя и, соответственно, внутренняя речь, т.е. мышление — все это возможно лишь при наличии четкой и общепринятой системы номинации явлений и предметов,т.е. при наличии сложившегося языка.

Примерно это, вероятно, имел в виду и Выгодский, создав не самую изящную, но, в принципе, верную формулировку:

«Мысль есть особый процесс, который сформировался в общественно-историческом развитии на основе той роли, которую играет язык в общественной истории человечества».

In toto, о постулате «внутренней речи» мы еще будем говорить, он, несомненно, поначалу шокирует неподготовленного читателя, но не имеет опровержений, кроме чисто мистических (т.е. не имеет вовсе).

В данном случае он применим как простое доказательство невозможности для людей палеолита (речь у которых либо вообще отсутствовала, либо была крайне примитивной) мыслить даже в самом элементарном смысле этого слова, что и обеспечило животность человека на протяжении двух миллионов лет.

Я понимаю всю силу и жесткость подобной реплики.

Но все дело именно в том, что человек не всегда был мыслящим животным.

Теория «внутренней речи» воспринимается из-за ее беспощадной простоты, как правило, очень болезненно, но следует отметить, что именно эта теория хоть как-то объясняет физику мышления, в отличие от туманностей «вюрцбюргской школы» или иных психологов, декларирующих мысль как некий непостижимый «духовный акт», не понятно как и откуда возникающий.

И только она позволяет провести отчетливую демаркационную линию меж «разумом» и «мышлением».

Она же позволяет сделать вывод, что «мышление» не есть автоматическое следствие наличия «разума».

Мышление — прекрасный инструмент разума, но этот инструмент надо еще изготовить.

История огня, обработанных камней, пожирание мозга через дыру в основании черепа — это, разумеется, проявление разума, т.е. умение оценить реальность и приспособиться к ней.

Тут вполне возможна некоторая путаница, так как никаких внятных трактовок основных терминов, связанных с интеллектом, вообще-то, не существует.

Великаны нейронауки, вроде Т. Г. Хаксли, И. Павлова, И. М. Сеченова, У. Г. Пенфилда, всегда делали вид, что слишком огромны и величественны для таких миниатюрных и невзрачных задач, как изготовление обиходных, точных формулировок и трактовок этих терминов.

А все существующие формулировки и трактовки (те, что странствуют по психологическим трудам) формальны, запутанны или порождены явным непониманием вопроса.

Sensus. Малая пригодность русского языка.Латинская терминология. Измененное состояние сознания.Галлюциногены. Формулировка сознания.Центрэнцефализм Пенфилда. Ствол мозга. Театр мозга.Колесо Мэгуна. Эмбриогенез. Потенциал мозга.

Для начала надо разобраться с явлением, которое по-русски не очень удачно именуется как «сознание», но имеет и более сущност- но точные латинские имена «sensus» и «perceptio».

Русский термин плох, прежде всего, потому, что порожден эпохой, когда никому не приходило в голову дифференцировать процессы в головном мозге. Он одновременно обозначает все и ничего.

Будучи языком, формировавшимся в течение почти восьми веков без всякого влияния на него наук, искусств, философии и даже литературы (по причине отсутствия оных как компонентов русской жизни с X по XVIII века), русский мало пригоден для обозначения любых сложных явлений и процессов, особенно в сфере нейрофизиологии.

Конечно, и латынь, и греческий предпочтительнее.

Оба эти языка не просто создавались под воздействием астрономии, философии, поэзии, геометрии и медицины, скульптуры и живописи, но, по сути, сами были прямым порождением этих наук и искусств.

Впрочем, если просто принять русский термин «сознание» как некое формальное фонетическое обозначение, то при условии наполнения его новым точным смыслом им вполне можно пользоваться, особенно с учетом того, что часть исследовательской терминологии к нему уже «привязана».

С вашего позволения я буду маневрировать, используя то русскую, то латинскую терминологию. (Латинская хороша еще и тем, что, вынуждая «спотыкаться» о термины, вызывает раздражение и неудовольствие тех, кому данную книгу читать и не следует.)

Если суммировать все классические формулировки, не замутненные «психологическим» многословием, то сознание — это всего лишь способность живого существа принять ту информацию об окружающей реальности, которая обеспечит выживание.

Логично предположить, что все виды живых существ, прошедшие естественный отбор, наделены сознанием. Еще логичнее предположение, что для генерации простого сознания годится практически любая, даже самая незатейливая центральная нервная система.

Увы, данные академические формулировки грешат формализмом и никак не создают понятный образ «сознания», оставляя неявным и его происхождение, и его природу.

Чтобы получить наглядное, полное представление о том, что же такое сознание homo, нужен некий «ключик», с помощью которого можно было бы установить главное — происхождение «sensus», а уж природа его тогда сама станет очевидна.