Александр Невзоров - Происхождение личности и интеллекта человека

Ceterum, исключительная роль ствола мозга была понятна даже самым первым исследователям, еще не имевшим ни малейшего представления о ретикулярной формации.

Стоит (exempli causa) вспомнить странную запись сэра Чарльза Белла, анатома, датируемую 1830 годом.

Белл (1774-1842) в своей известной монографии разместил таблицу и написал под ней: «Тот, кто сможет овладеть этой таблицей, сможет познать всю нервную систему; ключ для понимания у вас в руках» (илл. 41).

На таблице сэра Чарльза изображен (естественно) ствол мозга от верхнего шейного отдела спинного мозга до таламуса и хиазмы. Никаких внятных пониманий роли древнейших формаций в 1830 году еще не было и не могло быть. Nihilominus, подозревать Белла в ясновидении нет никаких оснований.

Полагаю, секрет его проницательности крайне прост.

Много препарируя, Чарльз Белл имел возможность убедиться в поразительном структурном сходстве мозгового ствола человека с мозгом самых примитивных существ, и анатомическая логика, вероятно, поведала ему то, чего не знала на тот момент наука.

Отметим, что тогда Белл лишь слегка «потянул» за крохотную «ниточку» сверхзначимости ствола, и вся анатомическая картина мозга, сотканная наукой со времен Везалиуса, сразу дрогнула.

Илл. 41. Таблица из труда Ч. Белла о нервной системе, демонстрирующая ствол мозга

Сегодняшняя большая настойчивость в «потягивании» «распускает» и всё «плетение» как ранних, так и поздних доктрин о конструкции мозга.

(Ознакомившись с «пророческой» ремаркой анатома Чарльза Белла, уже совсем сложно избавиться от подозрения в том, что суть всей эволюции — это, прежде всего, история мозга и его трансформаций. А всё многоразличие черепов, глазниц, карапаксов, костнохрящевых щитков — это лишь маскарадные наряды мозга, сменяемые им в строгом соответствии с «модами» и потребностями геологических или иных эпох.)

Впрочем, вернемся к нашей теме.

Надо отметить научную осторожность, которую демонстрируют все без исключения исследователи, когда речь заходит о роли ретикулярной формации в процессах образования мышления или разума.

Их легко понять, тут действительно возникает существенная сложность, требующая «дерзости и обобщений». Понятно, что любой из крупных ученых, кто попытался бы сформулировать положения ретикулярной формации в этом аспекте, рискнул бы научным именем.

Мы все помним, какой шок вызвало невинное заявление д-ра М. Шайбель на Детройтском конгрессе 1957 года.

Тогда сам сэр Дж. Джефферсон вынужден был внести коррективы в свой доклад «Ретикулярная формация и клиническая неврология», чтобы охарактеризовать реплику д-ра Шайбеля как «невероятную»: «Д-р Шайбель, после того как он представил свои прекрасные гистологические препараты, выступил с просто невероятным заявлением, что “это” (ретикулярная формация) и есть центральная нервная система».

Полагаю, что есть необходимость расшифровывать смысл характеристики «невероятная» из уст сэра Джеффри Джефферсона (1913- 1961), радикального академиста, клинициста и крупнейшего авторитета нейрологии.

Сэр Джеффри был знаменит безупречным лексиконом и сверхделикатностью. Данная реплика была для него крайним лексическим пределом при выражении недоумения и гнева.

(Puto, все вынесенные за XX век смертные приговоры не могли бы конкурировать в убийственности с этой характеристикой.)

Я в лучшем положении, чем д-р М. Шайбель. У меня нет никакой научной репутации, и рисковать мне нечем. (Ita et sir Jeffri pridem mortuus est.)

Puto, что если попытаться кратко сформулировать суть теории ретикулярной формации применительно к таким явлениям, как мышление и разум, то мы увидим следующее: ствол мозга homo, включающий продолговатый мозг, мост и средний мозг, — содержит в себе древнюю структуру, управляющую мозгом и использующую все поздние его формации как свои инструменты. Необходимость в столь сложном инструментарии вызвана исключительной сложностью организма, которому надо обеспечить выживание.

Это управление, вероятно, является не прямым, а строго опосредованным, через активацию, возбуждение и торможение различных, в том числе и корковых зон.

(Древние стволовые структуры используют кору точно так же, как они используют зрительную систему или другие анализаторы.)

По ретикуло-кортикальным путям идет активация (или торможение) участков коры (проекционных или ассоциативных центров), там происходит акт анализа, а кортико-ретикулярные связи обеспечивают передачу в ствол мозга его сущностной части.

Судя по плотности нейронов в тех ядрах, что вовлечены в прямую и обратную связь с корой (латеральное ретикулярное ядро, парамедианное ретикулярное ядро, ретикулярное ядро покрышки моста), «сеточке» предлагается строгая, точная выжимка, некий информационный концентрат. (Плотность нейронов колеблется в различных ядрах, но она везде невелика. Достаточно сказать, что из всей массы нейронов ретикулярной формации, непосредственно в ядрах — заключено едва 5-7 %.)

Косвенным, но сильным подтверждением интегративной роли ретикулярной формации служит и тот, уже ставший безусловным, факт, что именно стволовые структуры являются (образно выражаясь) «повелителем сна и пробуждения».

Ненадолго остановимся на понятии «сон».

Не будем забывать о литературно-бытовом характере этого термина, для нас, опять-таки, ничего не означающем. Такого понятия, как «сон», строго говоря, не существует. Оставим его романистам. Мы можем говорить лишь об активности части коры, от минимальной (т.н. сна) до максимальной.

(Secundum naturam, т.н. сон имеет несколько фаз и вариаций, но я здесь рассматриваю не частности, а принцип.)

Неслучайно, первое, с чем «встречается» любое исследование ретикулярной формации, это ее возможность как провоцировать сон, так и прекращать его. В переводе на нейрофизиологические понятия это не означает ровным счетом ничего больше, как способность регулировать активность коры головного мозга. От максимальной до минимальной.

И ретикуло-кортикальные и кортико-ретикулярные связи обстоятельно исследованы и доказаны трудами Дежерина (1901), Занда (1903), Симпсона и Джолии (1907), Метлера (иссл. 1935-1947), Левина (1936), Верхарта и Кеннарда (1940), Минклера и Клемма (1944), Комса (1949), Эсколара (1950), Крига (1954), Джаспера, Аймоне-Мар- сана, Столла (1952), Бремера и Терзуоло (1954), Френча, Эрнандес- Пеона и Ливингстона (1955) et cetera.

Разумеется, есть много пока непонятного и требующего кропотливых локальных исследований.

К примеру, Дж. Ф. Росси и А. Бродал пришли к выводу, что «волокна из самых различных частей коры головного мозга оканчиваются в одних и тех же областях ретикулярной формации» (Rossi G. F., 1957; Brodal А, 1958).