Александр Невзоров - Происхождение личности и интеллекта человека

Как вы, вероятно, помните, И. М. Сеченов дал еще более точное и категоричное определение «среды»: «Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен; поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него, так как без последней существование организма невозможно» (Медицинский вестник, 1861. №28).

Внутренняя речь homo, создавая дубликат среды (реальности), не только не отменила ее драматизма, ее заманчивости или иных свойств, но еще и усугубила их.

Почему произошло это усугубление?

Вероятно, по той причине, что мышление оказалось превосходной spatio nutribile для прогностизма, который по самой своей природе склонен к драматизации и обострению, т.к. любое животное все обстоятельства и нюансы мира воспринимает прежде всего соотносительно с благом собственной биологической индивидуальности и во всем справедливо ищет скрытые и явные угрозы.

Прогностизм, или то, что русская физиологическая школа называла «вероятностное прогнозирование», разумеется, не является свойством только лишь мышления homo; в известной степени способность прогнозировать — обязательное условие выживания, следовательно, его механизм уже давно разработался у бесконечного множества существ.

Еще в 1971 году проф. Д. Дубровский суммировал представления классической нейрофизиологии по данному вопросу: «Вероятностное прогнозирование — фундаментальная функция головного мозга, обеспечивающая программирование и организацию текущих действий» (Психические явления и мозг, 1971).

Несмотря на ясность и даже некоторый категоризм этого догмата — следует отметить, что относительно насекомых, амфибий, рептилий убедительных экспериментальных данных на сегодняшний день еще нет, и любые рассуждения об их способности к прогностизму оказываются ultra limites factorum. (Как бы ни хотелось их признать на основании одной эволюционистской логики и фантастического великолепия рецепторов у насекомых.) С определенной уверенностью, ответственно можно говорить о наличии экспериментально подтвержденного прогностизма лишь у насекомоядных, ежей, крыс, обезьян и тех млекопитающих, способности которых были подтверждены множественными, верно задокументированными лабораторными исследованиями (Карамян А., Малюкова И. Этапы высшей нервной деятельности животных// Физиология поведения. АН СССР, 1987; Фейгенберг И., Леви В. Вероятностное прогнозирование и экспериментальное исследование его при патологических состояниях, 1965).

Нет никаких сомнений в том, что сравнительно с другими животными прогностизм мыслящих homo стал драматичнее и изощреннее.

(Качество этого прогностизма и его реальную результативность мы будем обсуждать чуть позже.)

Благодаря системе номинаций и знаний прогнозы стали значительно точнее, следовательно, пессимистичнее. (Пришло понимание реального количества опасностей и их фатальности.)

А теперь временно перейдем на язык приблизительных понятий, чтобы на простых примерах кратко обозначить причины обострения прогностической функции мозга homo в эпоху формирования интеллекта. (Ее реальную продуктивность мы рассмотрим чуть позже.)

Узнавание жизни обрекло человека на такое знание смерти, которое было недоступно никакому другому животному; теперь образ смерти стал растворен практически во всяком событии, явлении или вещи. Этот образ превратился в «вечного спутника», в хитрого, жестокого, злонамеренного и неумолимого преследователя, а жизнь человека — в ускользание от него.

Религии спровоцировали человека и на постоянное драматическое прогнозирование того, как его действия и желания оцениваются опасными сверхъестественными существами, во власти которых он находится.

Две эти позиции подтверждаются классикой антропологии: «Первобытное мышление отличается от нашего. Оно совершенно иначе ориентировано. Его процессы протекают совершенно иным путем... Первобытное мышление обращает внимание исключительно на мистические причины, действие которых оно чувствует повсюду». «В глазах первобытных людей смерть всегда предполагает мистическую причину и почти всегда насилие» (Леви-Брюль Л. Первобытное мышление, 1930). «Туземец — абсолютно не способен осознавать смерть как результат какой-нибудь естественной причины» (Spenser В., Gillen F. The Native Tribes of Central Australia, 1899). «Для сознания мугандов не существует смерти, вытекающей из естественных причин. Смерть, как и болезнь, является прямым последствием влияния какого-нибудь духа» (Roscoe J. Notes on the Manners and Customs of the Baganda, 1901).

Имущественные, половые, хищнические, межсамцовые, территориальные, иерархические агрессии, естественно, стали стержнем и содержанием всех социальных игр человека. Впрочем, сама по себе сила агрессий не гарантировала успешность в этих играх, и тогда поиск преимуществ развил т.н. лживость; свойство тем более эффективное, чем лучше были спрогнозированы его последствия.

Ad verbum, разумеется, агрессии во многом, вплоть до «изменения состояния сознания», влияют на образ действий всех животных, но только на примере homo мы можем наблюдать их способность длительно управлять поведением. Что же касается лжи, то как уже отмечалось выше (гл. II), это явление прекрасно отработано эволюцией в мимикрии рыб и насекомых, оно присутствует и в брачном, и в охотничьем, и в конфликтном поведении многих животных; а в человеческой культуре ложь развилась в столь важный фактор, что сегодня «неспособность ко лжи» является диагностическим признаком таких заболеваний, как синдром Аспергера и других разновидностей аутизма.

Столь же существенным для развития прогностизма оказался и труд, с необходимостью «пошагового» предвидения всех его промежуточных и конечного результатов. Также можно предположить, что труд был особым, «обоюдоострым» фактором. Он спровоцировал как простое (трудовое) прогнозирование, так и сложное (социальное), порожденное желанием освободиться от труда в целом или от наиболее тягостных его вариаций.

Puto, возникновение общественных отношений (сословий, классов, династий, иерархий, собственности и права) — это прежде всего история желания и умения части homo уклониться от необходимости труда.

Secundum naturam, помимо перечисленных глобальных причин (страх, ложь, труд и уклонение от него) — были и «младшие», но тоже чрезвычайно влиятельные факторы.

Самым известным из прямых следствий прогностизма стало т.н. воображение, возможно, обязанное своим развитием в первую очередь мастурбационным практикам, унаследованным homo от части предковой цепочки.

Хотя обезьяны в мире животных выделяются как активные ма- стурбаторы, это занятие у них не становится закрепленной традицией поведения, так как основано (в основном) на грубом механическом воздействии конечностей или предметов на половые органы да на сиюминутных зримых возбудителях.