Говард Миттельмарк - Как написать книгу, чтобы ее не издали [litres]

КОГДА АВТОР СТРАДАЕТ ПУСТОСЛОВИЕМ

Теперь, когда Чип наконец добрался до Парижа, он понял, почему его называют городом огней. Огни были повсюду! Абсолютно не похожий на его родной город Терре-Хот в Индиане, Париж совершенно не поддавался описанию. Было в нем что-то неуловимое, что-то… je ne sais quoi! [4]Только теперь он понял значение этой фразы!

Он откусил свой «Биг Мак», и тот, как и следовало ожидать, по вкусу был совершенно другим. Даже «Биг Маки» здесь отличались, и разница эта была невероятна! Что-то такое ощущалось повсюду, чего он никогда раньше не замечал в жизни… до сегодняшнего дня. И это было великолепно.

О Париж! Город огней!

В отдельную категорию входят романы, где упомянутые страны и города существуют лишь в памяти автора. И воспоминания эти так ярки, что он напрочь забывает предоставить читателю хоть какие-то убедительные описания. Но, в отличие от фотокарточек, подобные книги никогда не будут напечатаны, потому что они не дают ни малейшего представления о месте действия. Это как если бы вы привезли из поездки на Мачу-Пикчу кучу фотографий, но на всех были бы только вы в центре, полностью закрывая вид на гору. У читателя нет ваших воспоминаний, и он думает: «Что это, черт подери, там за ним? Похоже на Мачу-Пикчу… Или все же “Макдональдс”?»

Эта техника не сводится к описанию экзотических мест: словами вроде «бесподобно» или «невероятно» авторы могут злоупотреблять при описании чего угодно, любого события или окружения. (Более подробно об этом поговорим в третьей части «Стиль. Основы».)

КОГДА ЧИТАТЕЛЯ СЛУЧАЙНО ВВОДЯТ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ

Ирина вошла в детскую проверить камин и убедиться, что он будет гореть, когда прибудут две ее любимые сестры. Перед тем как наклониться и помешать угли, она вытащила изо рта розовый влажный комок жвачки, которую жевала с тех пор, как вернулась в Петербург из родового поместья. Каминная полка была пуста, и Ирина прилепила влажный шарик прямо на нее.

В этот самый миг дядя Ваня в консерватории остановился у пианино. Послышался жутко нестройный аккорд, замирающий и печальный.

– Ирина! – радостно произнесла Маша, входя в детскую.

Ее щеки были румяными от зимнего ветра, а мороз все еще поднимался паром с ее роскошной шубы. Маша всегда была самой изысканной из них троих и больше своих мехов ценила разве что своих сестер. Раскинув руки, Маша поспешила через всю комнату, чтобы обнять дорогую Ирину. Рукав ее любимой собольей шубы пролетел в миллиметре от липкой жвачки, которая была все еще мягкой и вязкой от пламени в камине и походила теперь на блестящий морской анемон, подстерегающий жертву. Кажется, только благодаря божественному вмешательству рукав остался невредим.

– Ирина! Маша! – закричала вбегающая в комнату Наташа, увидев теплые объятия сестер.

Наташа была самой красивой и тщеславной. Сестры любя подшучивали над ней, немного завидуя ее длинным светлым волосам, которые та всегда носила распущенными, словно это был закон.

Когда Наташа бежала навстречу сестрам, в открытое окно ворвался зловещий ветер. Он поднял ее прекрасные длинные волосы выше плеч, превратив Наташу в беззащитное облако, невинное и не подозревающее об опасности, пронесшееся в миллиметре от жвачки на каминной полке.

– Пойдемте в другую комнату, – сказала Наташа, – и поведаем там друг другу о наших печалях!

– Да, – ответила Маша, – пойдемте!

Втроем они удалились.

Позже в тот же день дядя Ваня, вернувшись из вишневого сада, оттер жвачку.

А теперь хорошие новости: как писатель вы создаете собственный мир с чистого листа. Плохие новости: раз уж вы его создаете, всё в вашем мире – абсолютно осознанный выбор, и читатель справедливо полагает, что за каждой деталью кроется какой-то смысл. Небрежности в таком случае могут привести к разным последствиям, самое известное из которых – «жвачка на каминной полке». Это деталь, описанная в самом начале романа и кажущаяся столь значимой, что читатель продолжает держать ее в голове, гадая, когда же придет ее время. Если оно так и не наступит, читатель почувствует себя обманутым. Помните: раз уж в первой главе на каминной полке оставлена жвачка, к концу романа она должна прилипнуть к чему-то или кому-то.

Детали, которые обычно остаются незамеченными в реальной жизни (взгляд, которым вы окинули комнату; текст песни, игравшей, когда вы входили в бар), в художественном тексте воспринимаются как важные. Если вы мокрый выбегаете из душа, чтобы расписаться за посылку, возможно, курьер лишь доставил резиновые сапоги, которые вы когда-то заказали, да и забыли. Но если неожиданная посылка застала в д у ше вашего литературного героя, читатель будет ожидать, что именно с этой посылки начнется цепь интересных событий.

КОГДА ПРОБЛЕМА ГЕРОЯ НЕ РАСКРЫТА

Тем апрельским пятничным утром река выглядела прекрасной и необузданной, как никогда раньше. Чистая ледяная вода журчала, питаемая талым снегом с гор, величественно возвышающихся на западе. Мы с братом бродили по мелководью, наблюдали за радужными всплесками форели и наслаждались тишиной.

Мой брат, только что вернувшийся с войны, казался встревоженным, и, хотя мне было всего восемнадцать, я знал запах рома, кружащий вокруг него, как стаи мальков у наших ног. Я видел гнев, вспыхнувший на лице брата, когда наше печальное созерцание прервал грубый громкий смех двух спортсменов из Мичигана, неуклюже пробирающихся через лес. Брат уловил мои мысли, и на его покрасневшем, влажном от пота лице появилась улыбка.

– Война может круто изменить человека, Чип, – признался он и впервые вытащил свою фляжку. – Когда черный пес поселяется в твоей душе, он смыкает зубы и перегрызает все твои детские мечты.

Я хотел расспросить его об этом черном псе, но забыл и никогда больше не вспоминал, потому что на следующий день, одетый в неудобный дедушкин костюм, я сидел в вагоне поезда «Юнион Пасифик», готовый к новым приключениям в Йеле.

В реальной жизни у людей множество проблем, о которых так и не удается ни с кем поговорить. Но в художественной литературе все проблемы – лишь первые аккорды песни. Если есть брат, злоупотребляющий алкоголем, или ребенок, потерявший собаку, или просто человек, чья машина сломалась, читатель будет беспокоиться и ждать, что автор с этим разберется. Для каждой такой проблемы нужна своя маленькая сюжетная линия, чтобы у читателя возникло чувство завершенности. Но второстепенные линии могут запросто разрастись и захватить основной сюжет романа. Часто лучшим решением бывает держать фокус внимания читателя на главном герое.