Александр Бард - Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма

Тоталистическая философия просто одержима способностью человека к абстрактному мышлению, и, прежде всего, она очарована человеческой способностью постигать четвертое измерение: время и использовать это для того, чтобы рассматривать мир как ретроспективно, так и с точки зрения будущего. Для тоталиста естественно подчеркивать это осознание времени, столь уникальное для людей, и постоянно отмечать эту свою уникальность в природе. К примеру, 98% наших генов такие же, как и у шимпанзе, но значение имеют именно 2% разницы. Жизнь есть процесс движения в заданном направлении, с известным началом и предсказуемым будущим. Это означает, что настоящее есть нечто второстепенное: гораздо более интересны точка начала в прошлом и конечная точка в будущем.

В этом ключевая ценность тотализма. При антропоцентрическом взгляде на мир все соотносится с человеком и его потребностями: все, что нам интересно в других объектах, событиях или существах — это их похожесть на человека или полезность человеку, который и есть мера всех вещей. Смысл жизни — это сами люди, их чаяния и надежды, и/ или спасение отдельного человека. Чем сильнее похожесть или полезность чего-либо для людей, тем выше ценность. Вслед за Декартом, этим первым философом современности, мы можем сформулировать кредо человека: я мыслю, следовательно, существую; и поскольку я думаю, то и решаю; а поскольку я здесь принимаю решения, то я заставлю реальность подчиниться своей воле.

Тоталистическая мысль во всех своих формах строго иерархична. Человека можно определить как существо, которое отказывается быть животным, и которое потому занимает более высокое положение, чем животное. Если люди — это мера всех вещей, то они обладают по-настоящему уникальным статусом. Их характеризует способность к мышлению и формулированию абстрактных идей, и это придает им более высокую ценность. Поскольку только люди обладают этой способностью, то они есть высочайшая ценность мироздания, и все вокруг имеет второстепенный подчиненный характер. Эта логика очевидно циклична. Люди стоят на вершине иерархии, поскольку обладают высшими способностями, которые и делают их людьми.

В этом-то и загвоздка, главная и неразрешимая дилемма тоталистического мышления: каким образом философии, утверждающей предопределенную иерархию, в которой люди стоят выше всех остальных видов, удается избежать вопросов относительно иерархии внутри этих видов, а равно и между людьми? Как философия может объяснить стремление отдельного человека править всеми другими людьми? Может быть, отдельные индивидуумы обладают этими высшими качествами в большей степени, чем все остальные? Как известно, Платон утверждал, что в идеале власть нужно передать философам. Многие другие тоталисты разделяли это мнение. Некоторые люди просто чуть лучше приспособлены для управления скучной толпой. И как только принцип иерархии вступает в действие, количество ее уровней стремится к бесконечности. Наименее приспособленные могут оказаться довольно далеко от вершины.

Тот факт, что тоталистическое учение так долго и так сильно превалировало в западной культуре, объясняется не столько его интеллектуальным превосходством, сколько его позицией чистой власти, фантастически полезной в качестве основы для общественного строительства. И при феодализме, и при капитализме каждая мало-мальски значимая социальная сила или миф встраивались в тоталистическую структуру. Любой человек с утопическим или эсхатологическим видением мог положиться на эту структуру и этим, в свою очередь, повышал ее легитимность.

Динамизм тоталистической мысли сделал её равно пригодной как для защиты существующей системы власти, так и для её критики и свержения. Со ссылкой на тоталистический идеал Бог, царь, государство, демократия и прочие символы власти всегда были под защитой, так же, как революции и прочие проекты по изменению общественного устройства, получали легитимность. Но в наше время механизм вдруг стал заедать. С развитием информационного общества эта тщательно отстроенная и общепризнанная философская платформа стала объектом разрушительных атак сразу с нескольких сторон. Крепления ослабевают, конструкция трещит по швам. Грандиозная тоталистическая модель, основа основ западной общественной системы, шатается.

Переход от феодализма к капитализму был связан со сменой парадигмы как в развитии науки, так и в технологиях. Именно астрономы и ученые, такие как Коперник, Кеплер, Ньютон и Галилей, заложили основы нового взгляда на мир. То, чем были озабочены мыслители раннего капитализма, так называемые философы эпохи Просвещения, было не столько по-настоящему новым мышлением, сколько попыткой подлатать и адаптировать старые и традиционные воззрения к новым наукам и их революционным открытиям относительно природы вещей. Однако стремление установить некую независимую объективную истину и найти центр бытия оставалось актуальным. Не было идеологического пространства, в которое можно было втиснуть новое представление о мире, где отсутствовал центр мироздания. Это привело бы к необходимости отказаться от тоталистической платформы, в то время как перед ней все еще стояли важные задачи.

У буржуазии не было особых проблем с тем новым восприятием реальности, при котором Земля больше не была центром Вселенной. Этот неопровержимый, усиленный эмпирическими доказательствами факт оказался исключительно полезным оружием в борьбе со старой властной структурой — феодальной аристократией. Когда выяснилось, что Земля вращается вокруг Солнца, а никак не наоборот, это означало подкоп под основание пошатнувшейся системы существующей власти. Вся старая конструкция с Богом, царем, Церковью и аристократией отыграла свою роль; игроки могут удалиться за кулисы. Но, с другой стороны, буржуазия не могла себе позволить пройти еще на один шаг вперед в рассуждениях, признав, что новый взгляд на мир также снижает значимость концепции человека, который больше не может быть абсолютной мерой бытия и отправной точкой философии. Такое заключение было неприемлемым, поскольку содержало угрозу жизненным интересам самой буржуазии. Человек есть наместник Бога на земле, и по этой причине необходимо, в философском смысле, укрепить его уникальное положение на вершине иерархии. Из соображений безопасности философия оказалась спутанной по рукам и ногам и задвинутой на второстепенные роли, будучи рассматриваема как некое экзотическое отклонение в ряду других гуманитарных наук. Капиталистическая эра стала диктатурой гуманизма.

Трое проницательных и передовых философов нарушили адаптивные правила игры, но их новаторское мышление дорого им обошлось. Голландец Барух Спиноза оказался в буквальном смысле отлучен от своих современников, в том числе и от своей еврейской общины. Его монизм коренным образом противоречил тоталистическому дуализму. Шотландец Дэвид Юм был вынужден отступить и смягчить свои наиболее радикальные убеждения. Лейбниц, первый в ряду великих немецких мыслителей, счел необходимым тщательно закамуфлировать истинно революционные элементы своей теории — что сама суть существования — это скорее движение, а не вещество — за различными усовершенствованиями тоталистической мысли, более понятными и приемлемыми для его современников. В тоталистических исторических книгах Лейбниц гораздо чаще представлен в качестве блестящего математика, 'последнего из великих людей Ренессанса', нежели как предтеча барокко в философии.