Стивен Кови - СЕМЬ НАВЫКОВ ПРЕУСПЕВАЮЩИХ ЛЮДЕЙ

Это же свойство позволяет нам учиться не только на своем, но и на чужом опыте. А также обзаводиться привычками и избавляться от них.

Человека нельзя свести к ощущениям. Или к эмоциям. И даже к мыслям. Сам факт, что мы способны размышлять обо всех этих вещах, поднимает нас над ними и над миром животных. Самосознание позволяет нам как бы отойти в сторону и подвергнуть анализу наше восприятие «образа себя» , а также восприятие других людей. Это — карта, помогающая проникнуть в самую суть человеческой натуры.

Не поняв механизм восприятия себя и других, мы не сумеем понять и то, как другие воспринимают и каково их отношение к себе и к миру. Мы подсознательно накладываем на их поведение свои намерения и при этом считаем себя объективными.

Это существенно ограничивает наш личный потенциал и способность вступать в эффективные отношения с другими людьми. Но благодаря уникальной способности к самоанализу нам удается подвергнуть наши стереотипы строгой проверке с целью определить, лежат ли в их основе объективная действительность и универсальные принципы — или условия жизни и условности.

Если бы мы воспринимали себя только с помощью социального зеркала (через призму господствующих в обществе взглядов и предубеждений, руководствуясь мнением других людей) наш взгляд на самих себя уподобился бы отражению в кривом зеркале.

«Ты никогда не приходишь вовремя!»

«Вечно у тебя в комнате свинарник!»

«Ну, ты артист!»

«Лопаешь, как лошадь!»

«Не может быть, чтобы ты выиграл!»

«Но это же элементарно — как до тебя не доходит?»

Все эти оценки не связаны между собой и непропорционально раздуты. Они — проекции, а не отражения. В них отражается не столько наш истинный облик (внешний и внутренний), сколько проблемы и недостатки тех, кто пытается нас оценивать.

Господствующая в современном обществе система взглядов внушает, что мы чуть ли не полностью зависим от обстоятельств. Но, даже признавая огромное влияние стереотипов на нашу жизнь, сказать, что они целиком и полностью определяют наше поведение, что мы перед ними бессильны, — значит создать совсем другую, искаженную, карту.

Существует три вида социальных карт, три вида детерминизма (то есть предопределенности), при помощи которых обычно объясняют человеческую натуру. ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ утверждает: во всем виноваты предки. Это от них вы унаследовали свой темперамент. Ваши дедушка с бабушкой имели необузданный нрав — и это записано в вашей ДНК. Свойства характера передаются из поколения в поколение. Кроме того, вы — ирландец, и этим все сказано.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ возлагает ответственность на родителей. Не что иное как воспитание и особенно впечатления детства определили ваши личные особенности, тенденции развития и структуру характера. Вы неспособны возглавить коллектив? Конечно — так уж вас воспитали! Готовы провалиться сквозь землю от стыда за допущенную ошибку? Естественно — ведь на скрижалях вашей памяти намертво зафиксированы впечатления той поры, когда вы были слабы, беспомощны и зависимы. Разве можно забыть, как за допущенную провинность вас наказывали, отвергали, сравнивали с другими?

СОЦИАЛЬНЫЙ же ДЕТЕРМИНИЗМ внушает: все это — происки вашего босса, или жены, или сына-недоросля, или особенности экономической ситуации, или национальной политики. Во всех ваших неудачах виноват кто-то другой — или что-то другое.

Каждая из этих теорий основана на принципе «стимул — реакция». Обычно этот принцип связывают с опытами Павлова на собаках. Суть в том, что живой организм — включая человека – определенным образом реагирует на определенные раздражители.

Насколько точно и эффективно детерминистские карты описывают местность? Верно ли эти зеркала отражают человеческий характер? Можно ли, опираясь на них, получить надежный прогноз? Лежат ли в их основе многократно проверенные принципы?

Чтобы ответить на эти вопросы, позвольте привести характерный эпизод из воспоминаний Виктора Франкля.

Франкль был убежденным детерминистом, впитавшим в себя дух фрейдистской психологии. Та, как известно, утверждает, будто характер человека формируется под влиянием всего, что с ним происходило в раннем детстве; этим же определяется вся его последующая жизнь. Вы заранее втиснуты в некие рамки, все предначертано, любые попытки вырваться на свободу обречены на провал.

В то же время Франкль был психиатром и по национальности евреем. Его заключили в фашистский лагерь смерти, где он пережил нечто, настолько противное нашим понятиям о границах дозволенного, что лучше не вспоминать.

Его родители, брат и жена умерли либо сгорели в газовых печах. Сгинула вся семья, за исключением сестры. Самого Франкля неоднократно пытали и подвергали немыслимым унижениям; не было ни единой минуты, в которую он мог бы с уверенностью сказать, что с ним случится в ближайшем будущем: сгорит ли он в газовой печи или окажется в числе «счастливчиков», которым предстоит убирать трупы и выгребать золу.

Однажды, нагой и одинокий, сидя в своем закутке, он задумался о том, что впоследствии назвал «последней свободой», которую у человека не могли отнять даже фашисты. Да, они контролировали условия его существования, вытворяли все, что хотели, с его телесной оболочкой, но сам Виктор Франкль оставался сознающей себя личностью, способной абстрагироваться от этой оболочки и как бы со стороны наблюдать за всем, что с ним происходит. Ядро его личности осталось нетронутым. От него самого зависело, насколько глубоко его способно задеть происходящее. Между стимулом и реакциями оставалась возможность выбора реакции.

В воображении Франкль начал примерять на себя различные ситуации. Например — после освобождения из концлагеря он читает лекцию студентам. Он представил себя в учебной аудитории, мысленно учил студентов всему, что усвоил сам в этот период страшных мучений.

Посредством цепочки упражнений — интеллектуальных, эмоциональных и нравственных — и включив на полную мощность память и воображение, он тренировал эту крохотную, находившуюся в зародышевом состоянии, свободу, бережно пестовал ее — и в конце концов стал свободнее своих тюремщиков. Они обладали значительной внешней свободой (например, свободой передвижения), а он — внутренней независимостью, позволявшей ему эффективно использовать свои способности. И Франкль стал вдохновляющим примером для других узников — даже для некоторых охранников. Он учил других находить в страданиях смысл и сохранять достоинство.

Так, в самой мерзопакостной обстановке, какую только можно себе представить, Франкль воспользовался драгоценным даром самосознания и открыл стержневой принцип природы человека: