Неизвестен Автор - К вопросу теории и практики экономики переходного периода

Впрочем, на дополнительных причинах большой популярности неоклассики среди экономистов стоит остановиться подробно.

Во-первых, здесь следует упомянуть ее универсальность. Достаточно описать ограничения, в которых действует экономический субъект и любую ситуацию можно представить как максимизацию его целевой функции при данных ограничениях. (Убедительные примеры можно найти в работах Г.Беккера). Переходя от одной проблемы к другой, экономисту-неоклассику нет нужды менять язык и инструментарий своей теории, в то время как институционалист, к примеру, вынужден всякий раз начинать все сначала.

Во-вторых, неоклассические модели позволяют варьировать степень сложности или детализации обсуждаемых проблем. Трудности можно без труда нарастить или убрать. Это чрезвычайно важно с педагогической точки зрения, так как позволяет изучать проблему на дозированном уровне сложности (начальном, промежуточном или продвинутом ). В то же время объяснить какую-либо неоинституциональную модель, к примеру "контракт, сопряженный с личными отношениями" (relational contract) Уильямсона, можно только на достаточно сложном уровне.

В-третьих, неоклассическому формальному анализу может благоприятствовать сама структура "рынка экономистов. (См. исследования швейцарского экономиста Б. Фрая) 13/. В Северной Америке, лидирующей в настоящее время в основном направлении экономической теории, продавцы услуг на этом рынке - экономисты и их покупатели - университеты - ведут практически свободную конкуренцию. Мобильность специалистов в Америке очень велика, длительные контракты являются скорее исключением, чем правилом, государственное регулирование отсутствует, информация о новых вакансиях фактически общедоступна. На таком конкурентном рынке нужен простой общий критерий качества преподавателей-экономистов, которым является количество публикаций в научных журналах. Отсюда закономерно смещение центра тяжести к статьям, требующим минимальной стадии "до письменного стола": сбора и обработки фактического материала, изучения конкретных институтов и пр. Типичным образцом "нормальной науки" является усовершенствование известных в литературе формальных моделей: доказательство их при несколько иных предпосылках, модификация ограничений и т.д. Отсюда мощный поток статей, отличающихся точностью, а не реалистичностью. Кроме того, наличие в работе математического аппарата определенного уровня облегчает оценку профессионализма автора при рецензировании и т.д. (для менее формализованных наук эту же роль, выполняют сноски на известных авторитетов). Американские университетские экономисты сравнительно редко занимаются практической деятельностью: консультированием государственных орта-нови частных компаний (за исключением очень престижного участия в Совете экономических консультантов президента): между факультетами экономики и "бизнеса" стоит китайская стена, с обеих сторон которой легко почувствовать взаимное раздражение (теоретики бывают более знамениты, а практики больше зарабатывают).

Интересно, что Фрай выделяет и вторую модель рынка экономистов - регулир

уемую, характеризующуюся длительными, часто пожизненными контрактами, государственным финансированием и сильным государственным регулированием (к примеру, в Германии почти все заявки на преподавателей экономики в университетах и предложения соискателей проходят через единое государственное ведомство, расположенное в Дортмунде). Не находясь под постоянным давлением конкуренции, экономисты могут заниматься здесь более долгосрочными исследованиями, в первую очередь представляющими интерес для главных заказчиков - государственных органов. Отсюда - сравнительно более конкретный уровень анализа, склонность европейских экономистов ко всякого рода институциональным исследованиям, большая престижность занятия всяческих государственных постов для экономистов-теоретиков (среди множества примеров достаточно назвать Л.Эрхарда и А.Папандреу). Правда, сам Фрай полагает, что с дальнейшей интеграцией в рамках Европейского союза в Западной Европе сложится примерно такой же конкурентный рынок экономистов, как в США и Канаде. Однако вряд ли эту действительно наметившуюся тенденцию стоит преувеличивать. Профессора экономики - не футболисты, которым недавно разрешили играть за любую команду стран ЕС. Не следует исключать даже возможный рост культурного национализма и регионализма в ответов дальнейшую экономическую и политическую интеграцию (вспомним хотя бы ограничения на использование англицизмов во франкоязычных текстах во Франции). Хотя есть и важный фактор, подкрепляющий отмеченную Фраем тенденцию: соискатель, претендующий на признание мировым сообществом академических экономистов, должен публиковать свои работы на английском языке и желательно в авторитетных (американских и английских) журналах. В этом отношении показательна судьба немецкого "Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft", превратившегося в англоязычный по преимуществу "Journal for institutional and Theoretical Economics". Правда, общая направленность журнала не стала чисто неоклассической

это орган нового институционализма,

Что касается нашей страны, то здесь мобильность преподавателей экономики и конкуренция между ними крайне незначительны. Однако, с другой стороны, государство дает университетам так мало, что вряд ли его можно рассматриваться в качестве серьезного заказчика. В наших условиях более влиятельными могут быть другие факторы, в первую очередь боязнь формул со стороны громадного большинства отечественных преподавателей экономических дисциплин. Здесь - важный шанс для институциональных и прочих более "конкретных" направлений исследования. (Еще раз напомню, что сейчас речь идет не о содержательных соображениях, а о чисто внешних, привходящих факторах выбора между различными исследовательскими парадигмами).

Однако в этих условиях наиболее вероятно временное усвоение институционализма на крайне поверхностном, декоративном уровне и использование его в качестве методологического прикрытия от неоклассики. На самом деле легкость институционализма (и старого, и тем более нового) обманчива: проведение серьезного институционального исследования может быть на порядок труднее построения неоклассической модели, поскольку требует детального знакомства со многими реалиями экономики, права, политики, морали и психологии народа. Эмпирический материал в этой области, вероятно, не более доступен, чем надежная статистика для эко-нометрических исследований. Я думаю, что когда на сцену выйдет новое поколение российских экономистов, не испытывающих комплекса неполноценности перед математикой, оно быстро осознает преимущества, которые создает для нормальной (в Куновском смысле) науки формальная неоклассическая теория.