Владимир Ленин - Полное собрание сочинений. Том 43. (Март ~ июнь 1921)

Тут т. Шляпников сказал, что хорошо бы сдать концессию русским рабочим. Но это смешно говорить. Тогда надо гарантировать топливо и т. д., а мы этого гарантировать не можем самым нашим ударнейшим предприятиям. С топливом дело у нас стоит плохо. Всякий договор о концессиях с русскими рабочими вообще принципиально вполне допустим, но такое решение вопроса для нашей крупной промышленности не серьезно, так как мы гарантировать им ничего не можем, тогда как иностранные концессионеры могут привезти из–за границы. Вот в чем отличие договора с иностранными капиталистами. Они имеют всемирный рынок, мы не имеем обеспеченного экономического тыла и должны убить не менее 10 лет на то, чтобы его создать. Вот что мы трезво должны учесть. Все наши работники по этому вопросу доказали такое положение.

Мы знаем, что план электрификации есть самый экономный. Мы не можем отдать в аренду русским рабочим наши крупные заводы. Тут надо делать ставку на мелкую промышленность, ее развить и не ругать прежде всего наших продналоговых мер, как ругают их т. Рязанов или автор той брошюры, в которой написано, что мы анархо–синдикалистские законы проводим.

Насчет развития мелкой промышленности мы должны сделать несколько шагов, так как здесь без государственных гарантий можно кое–что получить сейчас же и так как мы не можем гарантировать даже самые наши ударные предприятия, то надо всеми силами развивать мелкую промышленность, она даст нам кое- какие продукты, необходимые крестьянину.

По вопросу о чистогане или бонах я скажу: это было страшно, когда была власть у капиталистов, нам же это не может быть страшно, так как у нас в руках все заводы и предприятия, и сейчас мы и десятой доли не отдали в аренду капиталистам. Повторяю, нам боны не страшны, так как капиталисты обязаны будут держать те товары, которые мы укажем, не соленую только рыбу, как это здесь указывалось, а то–то и то–то. Раз мы берем норму заграничного рабочего, то мы знаем, что по норме он получает даже больше и лучше продуктов, чем русский рабочий.

Здесь т. Шляпников говорил: «Видели мы концессии». И т. Шляпников и очень многие практики делают эту ошибку. Мне приходилось слышать: «Вы судите о концессиях схематично. Всегда надувал капиталист самых опытных русских юристов». Конечно, надувал, когда государственная власть была у капиталиста и вся сила была у капиталиста. Что представляла государственная власть? Комитет по делам командующего имущего класса — это была государственная власть. Комитет по делам помещиков и капиталистов — вот чем было правительство капиталистическое. Но чтобы мы, имея в руках большинство фабрик, заводов и железных дорог и во главе стоящую партию — комячейки снизу и коммунистов сверху, если мы все–таки не отстоим своего, тогда надо кончать жизнь самоубийством. Вот это — паника!

Но я думаю, как мы ни плохи, но мы не таковы все же, чтобы дать себя надуть, и если мы до сих пор заключили несколько договоров, при которых правительственная власть во Франции и Англии пользовалась услугами первоклассных буржуазных дипломатов, и если при этих условиях нас еще ни разу не надули, то почему впадать в панику, будто бы нас надуют с бонами? Вспомним Брестский договор. Чем был труден Брестский договор? В чем заключалась трудность защиты? Когда меня спрашивали, надеюсь ли я, что нам удастся надуть немцев, я по должности обязан был говорить, что не надеюсь. Но теперь Брестский договор отошел в область истории.

Я не знаю, вышла ли та брошюра, которую готовил т. Каменев (в ней говорится о Людендорфе), но я знаю, что никто другой, как Людендорф написал блестящий том своих воспоминаний, где 10 страниц посвящены брестским переговорам. Когда мы с Каменевым прочли эту главу, то сказали: вот лучшее оправдание Брестского договора. Он там рассказывает, как их прижал при брестских переговорах Троцкий и другие, как их обошли и т. д. Тогда же мы признали необходимым, чтобы эти страницы были переведены и отпечатаны с небольшим предисловием т. Каменева, и если это до сих пор не сделано, то это образец беспомощности Советской власти. Затем, возьмем факт такой. Известно, что т. Иоффе, наш посол при германском правительстве, был выслан из Германии накануне немецкой революции. После этого не беритесь предсказывать, кто кого надует. Не будем утверждать, сколько дней будет отделять заключение первого концессионного договора от первой крупной европейской революции. И поэтому насчет договоров я утверждаю, что товарищи совершенно не правы. Нам это совершенно не страшно.

В договоре будет сказано, какие товары они должны иметь и по какой цене. На всякие боны и заборные книжки мы можем идти. Если они нарушат договор, то в наших руках немедленное его расторжение. Договор есть гражданская сделка. В вопросе о том, какой должен быть арбитраж и кто должен решать спор, я до сих пор не разбирался, но сию минуту просмотрю первоначальный проект договора со шведским обществом. Здесь говорится так: разногласия решаются…

Тут пустили в ход академиков, которые постараются пустить в ход юристов. Я помню слова Бебеля, что юристы — это самые реакционные люди и вместе буржуазные. Конечно, мы можем это как–нибудь исправить, но ничего страшного тут нет. Если бы это условие ставили нам концессионеры, то мы можем его принять. Раз договор заключен точно, что такие–то должны быть товары и заборная книжка оплачивается так–то, то мы можем на это идти, и ничего страшного ни в бонах, ни в заборных книжках для социалистической республики нет. Затем говорили, что 9 пункт плох потому, что мы отвлекаемся от международного Совпрофа {79}. Лозовский пугал, что амстердамцы нас будут бить, но они все равно и по всем статьям прочим нас будут бить, а в результате, как это всегда бывало, они сами будут биты.

Помните, как меньшевики нас собирались бить за то, что мы делали малейшие уступки капиталистам. Когда мы хотели свергнуть капитализм, то они говорили, что мы свергнем его не иначе, как на несколько дней, а когда мы свергли на несколько лет, то они ставят нам опять ловушку. Они стараются заманить противника в такое место, где он будет наверняка бит.

Сначала они называли нас утопистами, а затем предлагают нам прыгать вниз головой с пятого этажа. Мы знаем, что у нас много мелкого хозяйства. Мелкие собственники — это наши противники. Мелкособственническая стихия — самый опасный наш враг. Концессионеры и арендаторы — это меньший враг. Бюрократия тоже наш враг и бюрократические извращения.

Насчет пункта, о котором говорил т. Лозовский, я скажу следующее: прослушайте его внимательно. Тут говорится так: «Профессиональные союзы не вправе требовать применения к таким рабочим русских тарифных ставок, как равно и русских правил о найме». Тут говорится о русском союзе, а мне говорят о международном. Конечно, если капиталисты видят условия русские, то они говорят, что это коммунистические условия, нелепые и что русские профессиональные союзы не имеют права требовать русских условий найма, в которых что–нибудь «закачено» сверхъестественное, но они имеют полное право применять международные профессиональные договоры. И того достаточно. Здесь нигде не говорится о стачках, что они запрещены. Тут надо уметь не все сказать раньше времени.