Елена Полякова - Николай Рерих

А рассказ «Лесник Михайло», напротив, имеет подзаголовок «Из летних записей»:

«— Михайло, когда же мы пойдем на тетеревов? — спрашивал я каждый день нашего лесника.

— А вот подождите, я думаю, сегодня будет время; я кстати выводочек приискал…

Пока настанет время идти, я познакомлю читателя с этою охотою…»

Как напоминает этот зачин и подробное повествование знакомые всякому с детства «Записки ружейного охотника» и просто «Записки охотника»: «Поедемте-ка в Льгов, — сказал мне однажды уже известный читателям Ермолай, — мы там уток настреляем вдоволь…»

Последователь Аксакова и Тургенева подробно знакомит читателей с охотой на вальдшнепов, на уток, на медведей и рысь, которая однажды преследовала Михайлу до опушки. Передавая обостренность зрения и слуха охотника, напряженность его ожидания, описывает изварский барчук глухариный ток, «лучение» рыбы ночью, при свете факелов, хорканье вальдшнепов, странное гуденье выпи. «Вечером на уток», «Тяга», «Над озером» называет он свои «этюды», всегда датируя их, — важно, что это произошло в мае восемьдесят девятого или в феврале девяносто второго года.

Рерих ближе именно Аксакову, его очеркам-пейзажам, а не тургеневским сценам, в которых непременны крестьянские дети, егеря, лесники с их приметами обитателей жиздринского или болховского уезда, с их заботами, не отпускающими и в лесной чащобе. С явной симпатией относится он к Михайле, но и тот никогда не выходит на первый план, существует в рассказе лишь как собрат — наблюдатель тайной лесной жизни, но не как человек своей, отдельной судьбы.

Литературные этюды юноши — этюды-пейзажи, но не картины человеческой жизни, ее непреложной реальности, где гармонии природы противостоит дисгармония современного людского общества. Рерих видит, вернее, хочет видеть в жизни только гармонию. Только тишину, извечную радость покоя и пробуждения природы. Это ощущение гармонии, связи всего сущего, бывшего и будущего, приводит еще к одному увлечению, которое сливается с любовью к истории.

Девять лет было Коленьке Рериху, когда в «Изваре» побывал известный археолог Ивановский и показал ему древние могильники в окрестностях. Исследовал эти могильники Ивановский уже с девятилетним помощником.

Слова «археология», «раскопки», «экспедиция» привлекают многих. Тем более, что так увлекательны истории открытия древней Трои одержимым Шлиманом или росписей пещеры Альтамиры. Археолог напряженно смотрит в землю, его дочка поднимает глаза к своду: «Папа, смотри, а на потолке картинки…»

Но сенсационные открытия в археологии так же редки, как в любой другой науке. Обычные результаты раскопок — не груды золота, не мраморные статуи, но закопченные камни, угольки, осколки глиняной посуды, похожие на обломки печенья. Многие мальчики, рвавшиеся в археологические экспедиции, проработав в них сезон, уходят навсегда к другим профессиям, сохранив недобрую память о тяжкой усталости землекопной работы и не меньшей усталости, которая возникает при кропотливых осторожных действиях скальпелем и кисточкой.

Барчук усадьбы «Извара» пошел с археологом, пошел по его следам, отыскивая курганы и простые захоронения в полях, в лесу, проросшие корнями деревьев. Он просит и получает от Археологического общества разрешение самостоятельно исследовать два памятника «на казенной даче земли Изварской»: «сопку» на речке Хмелевке и курган «плитная горка» на берегу ручья, сложенный из мелкого плитняка с частыми отпечатками раковин. Исследователь плитной горки воспринимает археологию истинно как сочетание двух прекрасных понятий: «архайос» — древний и «логос» — знание. Знание древности. «Ничто и никаким способом не приблизит так к ощущению древнего мира, как собственноручная раскопка и прикасание, именно первое непосредственное касание к предмету большой древности» — это ощущение возникает в детстве, когда после долгих часов работы покажется в коричневых и серых слоях черный слой земли, означающий золу погребального костра или сами останки человека — желтые кости, возле которых соплеменники бережно положили бронзовые ножи, серпы и расставили глиняные сосуды, чтобы было чем подкрепиться ушедшему в край вечной охоты.

Жители окрестных селений боязливо относятся к могилам. Изварские крестьяне рассказывают, что «на сопке» у речки Хмелевки нашли кусок дерева, докопались было до каменной плиты, но тут в раскоп хлынула вода, пришлось все бросить. Шепотом рассказывают о заговоренных кладах, об огоньках, что теплятся ночью на курганах, о золоте, проблескивающем на дне озера. Но в кладах, найденных мальчиком Рерихом, нет золота — есть шиферные пряслица, глиняные детские игрушки, бусины, обломки стеклянных браслетов, височные кольца первобытных щеголих и черепки, черепки. Они собираются в коллекции.

Домашние не препятствуют, знают — если Николай увлекся чем-нибудь, он не охладеет к этому увлечению, не бросит его на полдороге, сумеет совместить гимназическую программу, охоту, чтение, археологию. Дома спокойны, когда Николай в полотняной куртке, в удобной обуви надолго исчезает из гостиной с «малыми голландцами» и загадочной снежной вершиной. Ищет курганы. Ищет «жальники» — могилы, обложенные камнями. Ищет остатки древних жилищ на высоких берегах при слиянии речек. Читает об открытиях свайных поселений в Швейцарии, о том, как увидел Остин Генри Лэйярд лица крылатых быков, охранявших дворцы Ассирии. Русские же ученые неутомимо исследуют керченские погребения, землю киевскую, землю новгородскую. Капитальная «Археология России» Уварова, книги Спицына, Путятина о работе археологов и их больших открытиях, наверное, лежат у Рериха-младшего на столе, рядом с учебниками. Во всяком случае, маститый профессор Спицын охотно дает ему советы в любимом «многотрудном деле». Он сам — не кабинетный ученый, но истый археолог поля, он знает, как важны удобные лопаты, хороший грохот — большое решето для просеивания земли.

Гимназист Рерих — достойный ученик Спицына. Он сочетает увлеченность со скрупулезной точностью, любит определять расстояния, местоположение, подробно описывать находки. Во всех дорогах его сопровождает бумага с грифом: «Министерство императорского двора». Пониже более мелким шрифтом обозначено: «Императорская археологическая комиссия», затем идеальным, безликим писарским почерком проставлена дата, «исходящий» номер и удостоверено, что, г-ну Н. Рериху дается разрешение на раскопки в Петергофском, или Царскосельском, или Старорусском уезде, с тем, чтобы оный Рерих впоследствии доставил в Общество дневник или отчет о раскопках.

Гимназист, потом студент будет составлять отчеты, аккуратно разграфлять записную книжку на три части: слева проставляет точное название места, его положение, в центре описывает объект: «Царскосельский уезд. Сосновская волость. Деревня Черная. Между деревнями Серная и Сосницы, при впадении лесного ручья в реку Изварку, расположено на холме высотою до пяти сажен городище треугольной формы: две стороны длиною 35 сажен пользуются водною защитой, третья укреплена валом, на котором раскопкою обнаружены следы сгоревшего деревянного сооружения на площади городища, теперь густо поросшей березняком. Найдены очаги, сложенные из булыжников, теперь содержащие много золы. Въезд на городище в средней части, со стороны защитного вала».