Жером Пикон - Жанна Ланвен

В самом начале доверительные отношения между ними возникли, когда братья пустились в любовные авантюры. Жюль-Франсис стал посещать вдову, имевшую дочку, которая была едва ли не младше Мари-Аликс. Их первый ребенок, Мари-Мадлен, увидел свет в Париже 1 мая 1893 года. Отец признал дочь только четыре года спустя, когда женился на ее матери.

Личная жизнь Габриэля тоже проходила вне брачных уз.

Камилла Альбертина Клерк, его будущая жена, сначала родила ему сына, маленький Габриэль-Эмиль появился на свет 1 марта 1895 года. Эти отношения не вписывались в общепринятые рамки приличий и не могли вызывать одобрения Жанны, которая сама была скромна, осторожна и очень уважала принятые в обществе правила.

Все эти истории снова, теперь на новом витке, ввергали семью в череду трудностей, связанных с воспитанием малышей.

Жанна относилась к пополнению семьи очень сдержанно, если судить по ее отстраненному поведению. Но несмотря на то что она всегда была холодна, немного высокомерна и даже враждебна к мужчинам, Жанна скоро перестала избегать своего «врага». Наступило время объявить войну старым страхам, преодолеть скованность, ей уже было тридцать лет. Финансовые сложности отступили, модный магазин стал надежной гарантией благополучной жизни. Но было нечто другое, никак не связанное с материальным положением: воспоминания вызывали у Жанны глубокую грусть, горечь, тяжелые чувства, мешавшие вести себя так, как ей бы хотелось, – воспоминания о потерянном детстве. К чему приведет рождение ребенка?

Ее снедали тревога и страх, перед ними были бессильны и ее уверенность, и ее стойкость. Думая о своем собственном ребенке, она вспоминала свое трудное прошлое, все обиды и унижения, видела несчастные озабоченные лица отца и матери. Ей нужно было победить саму себя и окончательно оставить все это в прошлом.

Сильнее страха и затаенной горечи, которые Жанна всегда умело скрывала, было желание материнства.

Хотя положение одинокой матери было для нее возможно, учитывая финансовую и профессиональную самостоятельность, оно совершенно не соответствовало ее представлениям о благополучной буржуазной жизни, к которой молодая женщина так стремилась.

Учитывая все это, можно понять, почему замужество стало для нее необходимым злом.

Какой же она была, кроме того что умела блестяще вести дела?

Давайте посмотрим на нее.

На фотографии, сделанной в 1900 году в ателье Поля Надара [80] Н а д а р, Поль (1856–1931) – сын Каспара-Феликса Турнашона, известного в истории как Надар и ставшего легендой еще при жизни, величайшего фотографа XIX в., писателя, журналиста, художника-карикатуриста, путешественника, воздухоплавателя, создателя военной авиационной разведкизадолго до появления авиации. Сын его, Поль Надар, унаследовал дело отца, став под его руководством блестящим фотографом-портретистом.86 Жером Пикон , мы можем хорошо разглядеть черты Жанны Ланвен. Фотография оформлена, следуя принятому тогда клише, в виде сдержанного чинного буржуазного портрета: однотонная обивка стен, портрет вырезан в форме овала и приклеен на белую подложку в рамке, имитирующей стиль времен Людовика XVI.

Жанна Ланвен, 1900-е годы

Она кажется маленькой, с короткими руками и ногами и довольно плотной фигурой. Над длинным решительным носом белеет лоб, придающий лицу тревожное выражение – морщин еще нет, лишь небольшая складка, но это уже не лицо ребенка. Русые длинные волосы уложены сзади в узел, а спереди легкие волнистые пряди обрамляют очень крупное лицо. Кожа молочно-белая, руки пухлые. Матовый цвет лица, модная тогда бледность…

Молодая женщина спокойно смотрит на фотографа.

Взгляд живой, но отстраненный, небольшие глаза наполовину скрыты под густыми ресницами, брови приподняты. Лицо выражает грустную кротость, но в его выражении словно таится желание удивляться, угадывается добродушное любопытство, уверенное спокойствие и даже некая усталость, словно собственная скромность немного утомляла ее. Узкие сжатые губы придавали ее лицу выражение лукавой серьезности, как бывает у людей, которые любят смеяться, но боятся показаться легкомысленными.

Весь ее образ излучает серьезность. Никто никогда и не говорил о Жанне Ланвен по-другому, никто не скрывал, что она была сурова и требовательна. Уважение, которое вызывали ее сдержанность и строгость, так же как и уверенность, о чем часто говорили, было вполне заслуженно. В ней не было хрупкости, беззащитности и растерянности, ничего интригующего, и эта отстраненность не давала возможности сблизиться с ней.

Молодая модистка всегда держится в стороне, как бы на вторых ролях, и всем чужая.

Изменяла ли она когда-нибудь этому образу? Была ли она другой? В те времена, когда Надар сделал этот портрет, в жизни Жанны произошли большие перемены: она вышла замуж и родила ребенка.

Эта история рассказывается всегда со смесью уважения, удивления и смущения. Жанна и Мари-Аликс иногда ездили на скачки в Лонгшамп. Им нравилось менять обстановку, уезжать из замкнутого пространства ателье, болтать один на один, смешиваясь с незнакомой толпой. В общей сутолоке сестры обретали желанный покой и могли, как ни странно, почувствовать себя наедине друг с другом. Они делились маленькими секретами, планами и новыми проектами на будущее: здесь, где их никто не знал, они осмеливались быть непохожими на самих себя. Заодно сестры разглядывали проходящих мимо модниц, сравнивали их наряды, обсуждали, какие лучше, а какие хуже, и набирались новых идей для создания будущих моделей шляпок.

Их интересовали не только новые модели, популярные цвета и материалы, но и настроение парижской толпы, витающие в воздухе новые тенденции. Звон колокольчиков, взмахи флажков на старте и стук лошадиных копыт не прерывали уютного гомона толпы. Некоторые садились на переносные стулья внизу, около трибун, завсегдатаи ипподрома бродили по буфету рядом с беговой дорожкой. Посетители то собирались в группы, то расходились, спеша на другие встречи, кто-то делал ставки. Картина менялась быстрее, чем в фойе театра или на аллее в Булонском лесу, и не нужно было переходить с места на место или ехать куда-то на машине.

Однажды, когда сестры как всегда сидели в своем любимом уголке, на них обратили внимание несколько очень хорошо одетых молодых людей. Это были самые элегантные юноши на ипподроме: безупречные сюртуки, изящные шляпы и перчатки, красивые трости, точеные силуэты…

Дамы на скачках в летнем кафе, 1890. Фонд А. Васильева