О Дмитриева - Энциклопедия обрядов и обычаев

В прежние времена считалось обязательным освящать всякое строение. Освящались избы и дворцы, магазины и фабрики, благотворительные и учебные заведения. В сельской местности освящали новые колодцы и скот перед выгоном в поле. Мед, яблоки и злаки освящали в Спасы, хлеб из новой ржи — в Ильин день. В бой шли со знаменами, которые каждый год 1 августа заново освящались полковыми священниками во всех войсковых соединениях российской армии. К счастью, теперь эти, забытые на долгие годы, традиции оживают.

Как это происходило? Глава семьи обращается к приходскому священнику с просьбой о благословении нового дома. Священник приходит один или с диаконом и облачается в епитрахиль (в одежде православной церкви епитрахиль — широкая лента, надеваемая на шею) и фелонь (или риза — длинная одежда без рукавов с отверстием для головы). На стол перед иконами ставится чаша со святой водою и неосвященный елей в небольшом сосуде. Рядом полагаются крест и Евангелие. На стенах дома сообразно четырем частям света пишутся четыре четырехконечных или восьмиконечных креста. В том случае, если кресты писать неудобно (например, на штукатурке), их выскабливают. Рядом с изображением крестов ставятся свечи.

Тайнодействие начинается с молитв «Благословлен Бог наш…», «Царю небесный, Трисвятое», «Отче наш», «Приидите и поклонимся», за которыми следует псалом 90 («Живый в помощи вышняго…»), тропарь «Яко же Закхееву дому». Затем священник читает еще две молитвы (вторую — тайно, с главопреклонением) и трижды благословляет елей, каждый раз при этом повторяя: «Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа. Аминь».

После этого батюшка обходит весь дом (семейство ходит за ним следом), окропляя каждую комнату со всех четырех сторон, вслед за каждым окроплением говоря: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, окроплением воды сея священные в бегство да претворится все лукавое бесовское действо. Аминь».

Закончив окропление дома, священник берет елей и, обмакнув в него кисточку, помазает приготовленные на стенах кресты: сперва крест на восточной стене, потом — на западной, северной и южной. При помазании каждого креста он произносит: «Благословляется дом сей помазанием святого елея сего, во имя Отца, и Сына и Святаго Духа. Аминь». По окончании помазания перед каждым крестом зажигаются свечи.

После чтения Евангелия и псалма 100 («Милость и суд воспою…») совершается ектения (греч., букв. — распространение — род молитвенных прошений), а затем дневной отпуст (т. е. проща, и молитва при окончании службы), после которого священник дает присутствующим целовать крест и кропит их святой водой.

Всякие предметы или пища, освященные священником, приобретают свойства святыни. Их нельзя выбрасывать, а если что-то становится непригодным к использованию (например, яичная скорлупа, засохший кусочек кулича или вербочки), то это нельзя выкинуть, а следует сжечь и похоронить в таком месте, где люди не ходят (например, на могиле), чтобы не оскорбить своим небрежением священные предметы.

В особо торжественных случаях освящать строение может священнослужитель высокого ранга, которого сопровождают дьяконы, свещеносцы, хоругвеносцы и певчие. В прежние времена на освящении общественных зданий присутствовали высокопоставленные светские начальники — вплоть до царя. Петр I, например, лично следил за освящением кораблей первого российского флота. В наше время обычай этот активно возрождается.

Переезд в новый дом — событие всегда радостное и ответственное. Держись друга старого, а дома нового. Каково на дому, таково и самому. Свой дом не чужой: из него не уйдешь. Домом жить — обо всем тужить. Домок вести — не задом трясти (т. е. плясать), — так говорят старые пословицы.

И чтобы жилось на новом месте долго и счастливо, въезд сопровождался многочисленными обрядами.

Были в городах и селах дома, которые слыли «нехорошими», имелись и места, где «нечисто». Худой славой пользовались пустые дома самоубийц и неосвященные жилища — в них-то и происходили, по рассказам испуганных соседей, леденящие душу истории с привидениями.

В Москве шептались об особняке иноземца-чернокнижника Брюса. «Комнаты были пусты и темны. Сквозь их призрачную анфиладу как-то преувеличенно ярко сверкали щели внизу под дверью графского кабинета, а когда Бутурлин приблизился, незримый порыв ветра распахнул ее настежь, чуть не ударив Федора створками. Ослепленный потоками яркого света, Федор увидел графа Якова Вилимовича. За огромным, покрытым зеленым сукном столом, ярко освещенным двумя мерцающими двенадцатисвечными канделябрами и заваленным десятками карточных колод, старик, как и три года назад, сидел в мундире петровских времен, увешанный звездами и орденами, с зеленым зонтиком на глазах, защищающих старческое зрение от нестерпимо яркого мигания свеч.

— Не осуди старика, голубчик Федор Михайлович, за плохой прием… отпустил я сегодня своих покойников на Ваганьково в могилках отдохнуть… Легко ли мертвому человеку здесь денно и нощно кости свои гнуть…» (А. В. Чаянов. «Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина…»).