Тимур Атнашев - «Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

5. Национал-социализм, к которому сходятся все дебаты о немецком «особом пути», одержал победу в единственной из передовых индустриальных стран — Германии — и после шести лет мира оставался радикальным на протяжении шести военных лет. Природа национал-социализма не может быть выведена — и это простейшее из всех логических рассуждений — в первую очередь из общих проблем западного промышленного капитализма, так как в ответ на давление со стороны надвигавшегося «Большого кризиса» могли возникнуть «новый курс» Рузвельта, продолжающий действовать парламентаризм Великобритании или народный фронт Леона Блюма, в то время как путь к национал-социалистической диктатуре даже частично нельзя объяснить вне особых условий, присущих немецкой истории и не представленных в других странах в этой конфигурации. Ни одна из общих теорий фашизма не может должным образом охватить беспримерную радикальность национал-социализма. Именно характерные для него чрезвычайная взрывоопасность и варварство проходят, как правило, через фильтр обобщающей дефиниции. Конечно, национал-социализм был частью того правого радикализма межвоенного времени, который мы обычно называем фашизмом, поскольку видим целый ряд общих черт и у нас нет более подходящего термина. Однако все исторически важные характеристики национал-социализма в известной степени свидетельствуют об избытке разрушительной силы, и предельно обобщенное определение ей уже не соответствует. Макс Хоркхаймер в 1939 году был отчасти прав, когда велел молчать о фашизме тем, кто не хочет говорить о капитализме. Молчать должны и те, кто не хочет говорить о доиндустриальных традициях, дефиците буржуазности и парламентско-политической власти буржуазии при национал-социализме.

6. Даже «сверхстабильность» ФРГ в первые тридцать лет ее существования, когда она долго находилась под защитой международной конъюнктуры, не может быть выведена из сходств целой серии западноевропейских «экономических чудес». Она поддается истолкованию с помощью той цепи условий, которую можно кратко сформулировать следующим образом: последствия национал-социализма и послевоенных лет устранили бóльшую часть традиционных угроз для нового эксперимента с немецкой демократией. Бонн потому еще не является Веймаром, что влияние старой господствующей элиты крупных землевладельцев и армии оказалось сломлено, прусский милитаризм угас (порой призрачно проявляясь лишь в раздражающих традиционных ритуалах), конфессиональный конфликт сглажен, региональные различия в благосостоянии уменьшены, затвердевшие социальные структуры смягчены и т. д. Эти результаты являются не заслугой отдельных людей, но ценой мировой войны и последующих бедственных лет. По этим причинам вторая попытка упрочить демократию на немецкой почве объективно располагала бóльшими шансами на закладку устойчивого фундамента, чем Веймарское государство в 1919 году.

Одним словом, действительно сравнительная историческая наука и социология, сколько я могу судить, приживаются везде вопреки и благодаря тому, что они предъявляют высокие требования к компетентности, методам и теориям ученого. Только результаты, способные выдержать пытку сравнением как единственной непревзойденной заменой естественно-научного эксперимента, дают надежные сведения о транснациональном или национальном характере проблем. С учетом недавней немецкой истории именно с помощью сравнения получает новое обоснование уже множество раз подтвержденная точка зрения: особые немецкие условия, а не менее действенные, хотя, конечно, тоже присутствующие общие западноевропейские движущие силы и механизмы, привели к «особому пути Германии» в таком его понимании.

Политика может выродиться везде — не только в гитлеровской Германии или сталинской России, но и в Ирландии, Алжире и Вьетнаме. Тем не менее Ирландия большей частью самостоятельна, Алжиру предоставлена независимость, война во Вьетнаме была в конце концов прекращена благодаря внутриамериканской оппозиции. Нас, однако, продолжает тревожить уникальная разрушительная работа нацизма в контексте всемирной истории. Нас беспокоит вопрос: почему только Германия породила, терпела и с крайним упорством практиковала национал-социализм вплоть до апреля 1945 года? Сравнение никогда не сможет ликвидировать отличия нацизма от других форм вырождения политического господства, но, пожалуй, способно лишь еще сильнее их выявить. В дальнейшем, избегая высокомерия и мифотворчества и стремясь к разумному подведению итогов, можно будет называть «особым путем Германии» в мире XIX и XX веков период до 1945 ‐ го и историю ФРГ с 1945 года.

Пер. с нем. Екатерины Заболотской

[Blackbourn, Eley 1980] — Blackbourn D., Eley G. Mythen deutscher Geschichtsschreibung: Die gescheiterte bürgerliche Revolution von 1848. Frankfurt am Main; Berlin; Wien: Ullstein, 1980.

[Calleo 1980a] — Calleo D. The German Problem Reconsidered: Germany and the World Order, 1870 to the Present. Cambridge: Cambridge University Press, 1980.

[Calleo 1980b] — Calleo D. P. Legende und Wirklichkeit der deutschen Gefahr: Neue Aspekte zur Rolle Deutschlands in der Weltgeschichte von Bismarck bis heute. Bonn: Keil, 1980.

[Mayer 1981] — Mayer A. J. The Persistence of the Old Regime: Europe to the Great War. New York; London: Pantheon, 1981.

Вопрос, была ли Священная Римская империя германской нации исключительно уникальным политическим образованием, несопоставимым с другими монархиями раннего Нового времени, довольно живо обсуждается сегодня немецкими историками. Многие ныне предпочитают говорить скорее об общности, чем о различиях. Немцы больше не хотят быть вечным обидным исключением в европейской истории. Тем не менее, как и следовало ожидать, ответ в данном случае зависит от постановки самого вопроса. Всякие ли предметы можно сравнивать (включая, например, мышь и слона), и не определяется ли результат в первую очередь установлением параметров сравнения? Разумеется, монархии Нового времени имели много общего, такого, что отличает их от современных демократических правовых государств. Однако наибольший интерес у историков вызывают, конечно, различия, поскольку главная цель историка заключается в правильном понимании уникальной структуры каждого конкретного государственного образования. С этой точки зрения история Европы оказывается не чем иным, как собранием примеров особых путей развития.

Как бы то ни было, в одном отношении история Священной Римской империи представляет собой особый путь: в отличие от Англии, Франции и большинства других европейских монархий (если мы на время забудем о Польше), в 1806 году империя просто перестала существовать как институциональное образование. В этом смысле она действительно вступила на особый путь, оказавшийся для нее тупиком, из которого она так и не смогла выбраться. Как это стало возможно и какую политическую реальность представляло государство, если его оказалось можно распустить простым росчерком императорского пера? Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего необходимо понять, чем же в действительности была Священная Римская империя германской нации.